Семмант - Вадим Бабенко

С тех пор они всегда были рядом — силуэт и черный пеликан. Я думал над этим, искал ответы. Гнал прочь очевидное — как несусветный бред. И через несколько дней написал новый рассказ.

Адель предстала в нем иной, не такой как прежде. У нее случились проблемы, временные трудности, нехватка средств. Впервые быть может я показал ее беззащитность, невольные слезы. Желание, пусть недолгое, опереться хоть на кого-то.

Утром меня разбудили бравые аккорды военного марша. Еще лежа в постели, я понял: Семмант встал на защиту своей дамы. Так оно и было, небритого мачо, метросексуала с чуть безумным взглядом, сменил конный рыцарь, чем-то похожий на Дон-Кихота. С одним отличием: рыцарь был прекрасно вооружен и отнюдь не выглядел мирно. Он готов был сражаться — и, судя по всему, хорошо умел это делать. Безжалостно, не беря пленных, не слыша мольб о пощаде.

Что и неудивительно, жизнь на рынках научила его простой правде. Он знал, что мир в целом двуличен, опасен и жесток. С ним нельзя миндальничать, с ним нужно биться — принимая бой и побеждая в бою.

Сам Дон-Кихот сказал бы, что Семмант старомоден. И действительно, робот походил на потомка нормандов или сурового тевтонца, не склонного к рефлексии. Мир, который он знал, мир бизнеса и финансов, был сродни раннему средневековью. Лишь обладая бескомпромиссным нравом, там выживали и отвоевывали свое. Я был с ним согласен: в дебрях лукавых догм выбравший путь воина не имеет времени на сомнение. Равно как и права на жалость — наверное, я бы и сам показался старомодным Дон Кихоту.

Те, кто учат, получив по щеке, тут же подставить обидчику другую, подлые обманщики и лжецы! — мог бы крикнуть я во весь голос. — Они оседлали своих коней и сгоняют вас, как баранов, в стадо… — Но нет, я не кричал, и Семмант не кричал. Он действовал, прекрасно зная, что именно не так с этим миром, в чем несправедливость — всего, всего. Ему, как и мне, было что сказать. Мы могли б осмеять лицемерие мифов — о беспомощной добродетели, о непротивлении злу. Но рыцарь не тратит слов, он бьется — молча. Теперь, к тому же, он осознал смысл сражения — и обрел символ.

Его женщину обидели, и обидчик был на виду. В моем рассказе Адель пострадала от алчности банка, схитрившего на ипотеке. Именно на банки, столпы корысти, Семмант нацелился своим копьем. По всем канонам, он не мог нанести им вреда, наш капитал был безмерно мал в масштабах даже одной европейской биржи. Воевать с его помощью казалось безумием, но Семмант верил в свою силу. Он знал, что делает, и действовал с холодной головой.

Конечно же, все зависело от первого удара. Так бывает на рынке — в отдельные минуты даже малая капля способна всколыхнуть море. Роботу повезло, вскоре нужный момент настал. Ну а он — он его не упустил.

Разобраться в том, что он сделал, было не просто. Комбинация была изощренной — и красивой, и очень смелой. Четко сориентировавшись в коньюнктуре последних сделок, отследив новости и уровни цен, Семмант затеял игру на понижение. Он стал «шортить» сток одного бельгийского банка — настойчиво и агрессивно. Про этот банковский дом давно ходили тревожные слухи. Расчет робота был на то, что его тактику поддержат крупные акционеры — встревожившись или почуяв прибыль. Особые надежды возлагались на хэдж-фонд из Франции — по всем признакам у того слишком сократились свободные средства. Риск был велик, но оказался оправданным: помедлив всего лишь день, фонд решил избавиться от акций, идущих вниз. С толстосумами шутки плохи — бельгийский банк тут же упал к ценовому дну. Ну а Семмант, получив прибыль, бросил все наши средства в продажу акций еще нескольких банков — в том числе и обидчика Адели.

Он хотел создать кратковременную панику — и у него получилось. Динамика операции была безукоризненно точной. Мелкими игроками овладел страх, весь банковский сектор стал падать в цене, и тут же случилось то, чего добивался робот: крупные акулы почуяли запах крови. Их алчность тут же раздулась до размеров небольшой планеты, зубы залязгали, скрюченные пальцы изготовились загребать злато. Со скоростью торпед они бросились туда, где была добыча.

«Акулы» действовали слаженно, хоть и не сговаривались ни о чем — выгода всех была в одном и том же. Их капиталы обрушили бумаги банков до немыслимых величин. Особенно не повезло тем, с кого все началось, включая банка-врага. Так состоялось событие, которое потом назовут «июльское цунами». Специалисты изведутся в поиске его причин, но конечно же ничего не поймут. Будет признано, что никаких причин не было вовсе, а все произошедшее — лишь набор случайностей, совпавших вместе. Но я-то знаю, что причина была — и знаю ее имя!

«Цунами» продолжалось недолго — всего неделю. Оно прокатилось несколько раз по рыночным площадкам трех материков, а потом все вернулось к норме. Но банкам в те дни пришлось несладко. Шакалы и гиены — аналитики, что питаются падалью — тут же затеяли поиск виновных, пытаясь доказать, что предвидели все заранее. В результате, наружу всплыли многие грехи, которых у банков всегда в достатке. В мутной воде замелькали доносы, кое-кого сместили с больших постов, а директора «обидчика Адели» долго мучали в налоговых службах, после чего он так и не вернулся в свое кресло.

Это была уже чистой воды случайность, никак не зависящая от Семманта, но я все равно был впечатлен. Впечатлен и потом встревожен — встревожен не на шутку. Банки не было жаль — их кровопийство не нуждалось в подтверждении. Любая встряска идет им лишь на пользу, но Семмант — каков Семмант! Я хотел дать миру мечту, а мечта получилась вооруженной до зубов!

Признаюсь, я даже впал в депрессию. Я страдал, мне казалось, что идея извращена, и все мои труды пошли прахом. В отчаянии я бродил по комнате, хватал себя за волосы, стонал сквозь зубы. Потом сделал правильную вещь — выпил полбутылки скотча. Алкоголь как-то сразу прочистил мне мозги. Депрессия сменилась чуть ли не восторгом. Воинственным восторгом — ну а как иначе?

Мой Семмант и не мог быть другим! — грозил я кулаком тьме за окном. — Швыряйте в нас камни, вините во всех грехах, но мир не спасут красота и добро. Эти формулы придуманы наивными гениями, теми, кто видит свет. Посмотрите кругом — как их мало, тех счастливцев, кто видит свет. А каковы прочие? — Гляньте им в глаза, ужаснитесь…

Ваш мир всегда будет нужно держать в узде. Он, без тормозов, тут же съедет с катушек. Что противостоит безнаказанности ублюдков? Что охраняет от зверств — вера? Но мы находимся в безвременье веры. Значит остается одно: страх. Такова уж природа их, прочих…

С тех пор я больше не сомневался в Семманте — меня не тревожил его разящий меч. Но главное было не в разящем мече. По всем признакам, выходило: мой робот неравнодушен к Адель. И что-то подсказывало — это не минутное увлечение.

Пришлось поверить: я сделал то, что не получалось ни у кого, никогда — и шагнул на территорию, не исследованную другими. Искусственная душа, зачатки чувства — искусственное ли это чувство? Хуже ли оно, ущербнее ли настоящего? На этот вопрос я должен был найти ответ.

Конечно, созданное было хрупко. Его нужно было растить и холить, и я вновь засел за работу. Забросил все дела, почти не выходил из дома. Удивленной Лидии объяснил, что занят — что болен, почти что умер. Что не могу никого видеть — по крайней мере, неделю. Я знал, она побесится, но потом простит.