Последняя башня - Соня Фрейм

– Я вернусь. Второй раз я тебя не подведу.

Вспышка «Гнева Божьего» задела Бланш. В отличие от других она не спряталась в «ходуне», наблюдая, как патрульный шаттл разбивается вдребезги на проклятом плато. Ее искусственный глаз вытек, оставив ожог на коже. В глубине души она была этому рада. То, что никогда не принадлежало ее телу, теперь навсегда из него ушло.

Когда луч рассеялся, Собачники повыскакивали, чтобы обыскать шаттл. Синише доложили, что пилот мертв, потому что состоял из синтетики на восемьдесят процентов. Это был Миккель. Его код пробежал перед ее глазами еще до того, как они прочли нашивку на его форме. Бланш не могла понять, как ей удалось это понять и почему она увидела именно его цифры, но это оказалась одна из худших догадок в ее жизни. Было бы лучше, если бы она так и не узнала, кто разбился в таможенном шаттле. Миккель как живой все еще стоял перед глазами: доброжелательный, молчаливый, вопреки серьезности всегда улыбаясь ей лучистыми глазами. Кто мог знать, что он вылетит в этот дурной час за ней? За кем же еще…

Сказали, что шаттл не удалось посадить, потому что у пилота растворились искусственные руки.

– Жалко, такую машину потеряли…

– Зато врага сбили… – Эти слова остались в голове мерцающим эхом.

Обратный путь она проделала включив автопилот, поэтому здорово отстала. У нее не было сил вести «ходуна». В сознании звенела пустота, и даже боль в глазнице ощущалась притупленно. Чертово плато нужно было переименовать в «Землю мертвецов». Кто бы на него ни ступал сегодня, заканчивал плохо. Ее фактически вынули наружу уже в бункере и отвели в тронный зал. Ноги слушались ее плохо. За спиной разносились радостные боевые крики, и в каждом отсеке скандировали имя Синиши. Собачники праздновали первую крупную победу.

В его шкурне царила тишина. Только, как обычно, что-то капало вдалеке…

– Садись, малышка. Что с тобой еще поделаешь?

Синиша опустился на камни рядом, пытливо вглядываясь в ее лицо. Казалось, что он должен сейчас разоблачить и убить ее. Но он буднично открыл аптечку и начал обрабатывать рану у ее глазницы.

– Вот такие они, ваши органы на основе Омикрона… Совсем не вечные, – отстраненно сообщил он, покрывая раны антисептиком. – Вы, вавилоняне, уже давно не люди с этими протезами. Андроиды какие-то, как таможенник, которого мы сбили.

Здоровый слезящийся глаз мутно сфокусировался на вожде Собачников. Его рука деликатно, но крепко придерживала ее подбородок. Действия были легкими и даже заботливыми, но во взоре не переставало тлеть впивающееся внимание.

– А что, по-твоему, делает тебя человеком? – спросила его Бланш.

– Почему ты пыталась нас остановить? – вместо ответа спросил он, вытирая с ее кожи сукровицу и остатки синтетики.

– Не люблю бессмысленную жестокость.

– Но смысл в этом был. Мы узнали, что «Гнев Божий» поражает даже тех, кто стоит за пределом рассчитанного радиуса его действия. Ты была на расстоянии десяти метров, не меньше. И единственный искусственный орган в твоем теле не выдержал.

– Рада, что мой вытекший глаз тебе это доказал.

– Честно, я сомневался, что луч достигнет таможенника.

– Твой день сегодня.

Синиша отложил использованную вату, не отпуская ее взглядом. Не в первый раз его внимание ощущалось чуть ли не под самой кожей.

– Знала его? Погибшего? – тихо спросил он.

– Нет.

– Не ври мне, Бланш…

Синиша аккуратно сомкнул пальцы вокруг ее горла. Безучастность, накатившая ранее, только стянулась внутри сильнее.

– Ты знала Скорпена. Давай расскажу, что от него осталось. Туловище да голова. Удивительный полуробот. Как только вообще дожил до своих лет? Он умер очень быстро, если тебя это успокоит. Когда синтетика растворяется лучом, отказывают все системы организма разом. Начинается сильное внутреннее кровотечение. А учитывая, что у него все части тела были интегрированы с нервной системой, он отключился раньше, чем понял, что умирает. Это хорошая смерть. Легкая. За него не переживай…

– Он был другом. Единственным другом.

Синиша кивнул, выглядя слегка удовлетворенным.

– А почему он к нам полетел? Чего от нас хотел?

– Я думаю, он просто хотел найти меня и помочь. Вряд ли Миккель знал, что вы тоже со мной.

По тонким губам Синиши расползлась уже знакомая змеиная ухмылочка. Как же он напоминал вымерших земноводных. Даже повадки были те же: бесшумная, быстрая пластика и остановившийся взгляд.

– Сколько еще людей на Вавилоне, возможно, хотят тебе помочь? А, Бланш?

Пальцы сомкнулись чуть плотнее. Но дышать еще удавалось. В голове вдруг прояснилось, и возникло дикое, непреодолимое ощущение закончить то, что она начала. Дедушкины напутствия все еще звучали в памяти, и теперь на один мертвый голос в ее голове стало больше. Миккель просил ее когда-то о другом: «Жизнь за башней существует по еще более диким законам, чем здесь. Все твои враги страшнее тебя. Не принимай ничью сторону по-настоящему, если хочешь выжить…» Когда она заговорила, ее слова звучали на удивление холодно и разумно:

– Скорее они хотят меня убить, и ты знаешь, кто это. Карл Каннингем и вся элита «Фау» и «Имморталов». Подумай головой, Синиша… Если бы за мной стояли они, то отправили бы не один шаттл, а отряд. В такую даль срываются только отчаявшиеся, переживающие за своих близких люди, забывшие об осторожности, законе и собственной безопасности. Когда ты научишься понимать людей не только своими животными инстинктами, ты научишься по-настоящему ими управлять.

Синиша мешкал, не разжимая рук. Бланш спокойно смотрела на него в ответ. Капли превратились в один сплошной звук, и миг остановился… Внезапно его пальцы разжались, и время сдвинулось. Так же неторопливо Синиша закрыл ее рану свежим бинтом и надел сверху черную глазную повязку.

– Так намного лучше, – сообщил он. – Буду звать тебя Одноглазая. Это тебе идет больше Бланш.

Он вытянул перед ней кусок зеркала. Связи со своим отражением уже не было. На нее смотрел кто-то, кого она не узнавала.

Ползти уже не хватало сил. Хорошо, что грязь была жидкой, и, как только труба пошла под откос, Лаки заскользил вниз с безучастным выражением лица. Спохватился он поздно и врезался в решетку. Так высоко по трубам ему еще не удавалось забираться, и было неизвестно, где открыто, а где нет.

Некоторое время он меланхолично взирал на журчащие вдали хрустальные водопады. Выбираться даже не хотелось, стало вдруг почти уютно. «Может, отсидеться тут?» – мелькнула в голове предательская, такая успокаивающая мысль. Шансов найти его в этих дебрях почти нет. А как все стихнет, он примкнет к выигравшим, разве не логично? От этой мысли он тут же сморщился, понимая, что так и сделал бы пару лет назад, но не после того, что увидел и пережил за последние три месяца. Лаки извлек из внутреннего кармана штанов свои отмычки, которые ему вернули после амнистии, и стал шуровать ими у болтов люка.