Жизнь, какой мы ее знали - Сьюзан Бет Пфеффер

– Господь избрал момент смерти Меган. Какова была земная причина, мы никогда не узнаем. Ее мать призвала меня однажды утром, и мы вместе молились над ее прахом. Она попросила похоронить Меган у них на заднем дворе, но земля промерзла, и я понимал, что одному мне не справиться. Вернулся в церковь за помощью, а когда мы снова пришли к ним, то обнаружили, что миссис Уэйн повесилась.

– Господи, – сказала я.

– Полагаю, она рассчитывала, что так мы похороним их обеих, – продолжал преподобный Маршалл. – Но, разумеется, мы не могли прикоснуться к ее нечестивым останкам. Тело Меган мы увезли и похоронили на церковном дворе, если ты вдруг хочешь попрощаться.

Я уже давно попрощалась с Меган. И больше ни секунды не хотела провести с этим человеком. Сказала нет, повернулась к выходу. И в тот же миг осознала, что меня кое-что беспокоит, развернулась и уставилась на него.

Преподобный Маршалл никогда не был толстым, и сейчас тоже. Но он вообще не похудел ни на грамм.

– Вы едите, – сказала я. – Ваши прихожане голодают, а вы едите. Вы заставляете их отдавать вам продукты?

– Мои прихожане приносят мне пищу добровольно, – ответил он. – Я просто принимаю их приношения.

– Презренный человек, – сказала я, и непонятно, кто из нас двоих больше изумился, что я вообще знаю такое слово. – Я не верю в ад и не стану надеяться, что вы туда попадете. Я надеюсь, вы будете последним человеком на земле. Надеюсь, весь мир вымрет до вас, а вы останетесь тут – здоровый, сытый и совершенно один. Тогда узнаете, как чувствовала себя миссис Уэйн. Тогда узнаете, что такое по-настоящему «нечестивый».

– Я буду молиться за тебя, – сказал он. – Меган хотела бы этого.

– Не тратьте время. Мне не нужны одолжения от вашего Бога.

Видимо, люди в церкви услышали мои слова, потому что два человека тут же явились, чтобы меня выпроводить. Я совсем не сопротивлялась. Честно говоря, мне не терпелось убраться из этого места.

Села на велик и поехала к дому Меган. Входная дверь была распахнута. В доме оказалось так холодно, что у меня изо рта шел пар.

Мне было страшно обнаружить там маму Меган, но ее тело куда-то делось. Дом весь перерыт, это ожидаемо. Как только жилье пустеет, люди выносят оттуда все, что может пригодиться.

Я поднялась в спальню Меган. Кровать там еще стояла, так что я присела на нее и стала думать о той Меган, с которой мы когда-то подружились. Вспоминала наши ссоры, и как мы ходили в кино, и тот дурацкий научный проект, который мы вместе затеяли в седьмом классе. Думала о Бекки – как Меган, Сэмми и я навещали ее и хохотали вместе, несмотря на то что Бекки так сильно болела и нам было ужасно страшно. Я сидела на постели Меган, пока это не стало невыносимым.

Вернувшись домой, направилась прямо в кладовку и захлопнула за собой дверь. Вероятно, мама больше не боялась, что я там что-нибудь слопаю, потому что она не трогала меня до самого ужина.

От еды меня воротило. Но я все равно поела. Голод – это выход Меган, не мой.

Я буду жить. Мы будем жить. Я никогда не заставлю маму пройти через то, что выпало миссис Уэйн. Мое существование – это единственный дар, который я могу ей принести, но и этого хватит.

18 октября

Ночью мне приснилась Меган.

Во сне входила в классную комнату и тут вдруг поняла, что это та, которая была у нас в седьмом классе, и там сидела Меган, болтая с Бекки.

Я совершенно растерялась и спросила:

– Это рай?

Седьмой класс был кошмарным, меня расстраивала даже сама мысль о таком рае.

Меган рассмеялась:

– Это ад. Ты что, все еще не можешь их различить?

Тут я проснулась. Непривычно жить в кухне с мамой. Кажется, что она видит мои сны, что даже мысли у меня в голове больше не принадлежат лично мне.

Но мама спала, пока мне это снилось. Видно, ей и своих снов хватает.

21 октября

Мэтт вернулся сегодня с почты и сказал, что, если не найдется добровольных помощников, отделение придется закрыть. В общем, он вызвался помогать по пятницам.

– Чего ради? – спросил Джонни. – От папы ничего не будет.

– Это неизвестно, – сказала мама. – Я думаю, поработать на почте – хорошая идея. Нам всем следует занять себя чем-то полезным. Вредно сидеть сложа руки и ничего не делать. Надо выходить, помогать другим. Так у нас будет смысл существования.

Я закатила глаза. Хожу за хворостом, навещаю миссис Несбитт, стираю белье, чищу туалет Хортона. Серьезно – вот вся моя жизнь. Кульминация каждого моего дня – сидеть с миссис Несбитт у нее на кухне и молчать.

– Ладно, – сказала мама. – Можешь ничего не говорить.

– Кто, я? – сказали мы с Джонни одновременно, и это правда было смешно.

– Всем нам несладко, – продолжала мама. – Мэтт, я рада, что ты будешь помогать на почте. Джон, Миранда, делайте что хотите. Мне безразлично.

Часть меня почти желает, чтобы она говорила всерьез. Но в основном я боюсь, что она и в самом деле имела это в виду.

24 октября

Сегодня минус девять, что у нас тут теперь прокатывает практически как жара. Если очень сильно приглядеться к небу, можно почти увидеть солнце.

– Бабье лето, – сказала мама, когда шкала термометра подошла почти к нулю. – Нет, серьезно. Спорим, если бы не такой толстый слой пепла, сейчас была бы золотая осень.

Термостат у нас на десяти градусах, так что все равно всегда холодно. Я прикинула, что, может, никогда уже и не увижу отметки выше нуля.

– Покатаюсь-ка я на коньках, – сказала я. – Пруд уже месяц как замерз. Мам, твои коньки у тебя в шкафу?

– Наверное, – ответила мама. – Будь осторожна, Миранда. Не рискуй, мало ли лед треснет.

– Не буду, – пообещала я, но меня так распирало от предвкушения, что все ее наставления пролетали мимо моих ушей.

У нас с мамой примерно одинаковый размер ноги, так что ее коньки должны были мне вполне подойти. Я пошла наверх и быстро их отыскала. Успела забыть, какие они красивые.

На Мельниковом пруду я не бывала с тех пор, как перестала плавать. За последнее время я провела кучу времени в лесу вокруг нашего дома, но сегодня была самая дальняя прогулка по нему. Тропа вся засыпана сухими листьями, но идти было легко.

Самое необычное – это тишина. Я уже привыкла к безмолвию. Ни телевизора, ни компьютера, ни машин, ни шума. Но тут впервые заметила, как тихо стало в лесу. Птиц нет. Насекомых нет. Белки не носятся вокруг. Зверюшки не разбегаются при звуке моих хрустких шагов. Видимо, все животные покинули город. Надеюсь, их-то пустили в Канзас.

Издалека я увидела, что на пруду кто-то уже катается. Я вся горела от нетерпения. На один нелепый миг мне подумалось, что это Дэн.