Пустой человек - Юрий Мори

сальные волосы, тащит в угол – там ящик с разными мелочами. Вытаскивает пакет с зайчиками и белочками, невольно криво усмехаясь запихивает внутрь голову. Прихватив из того же ящика молоток и несколько гвоздей, идет к выходу.

Голову в пакете подвешивает в углу у двери на гвоздь и выходит в полярную ночную синеву:

– Ваня, держи фонарик. Да и дверь… Давай вот так ее. На снег, не так, твою ж перевернись!

Молотком споро сшивает разломанную дверь кусками досок, крест-накрест, коряво, но надежно. Попутно подбивает петли. Доходит очередь и до косяка – проем теперь не прямоугольный, а черт разберет, что за фигура геометрии. Но все вместе – сойдет.

Через полчаса дверь закрыта изнутри, как ей и положено. Сверху изнутри входа в бытовку Витька подбивает кусок брезента – получается полог. Еще пару досок в буржуйку. Скоро внутри становится совсем тепло.

Витька из пластиковой фляги разливает по стаканам немного воды, сверху вливает спирт. Вскрывает банку «Великой стены», половину вываливает в замусоленную плошку, прямо на стол кромсает несколько ломтей серого хлеба. У Мваны аж глаза загораются, немудрено. Сутки голодный.

Спохватившись, Витька выносит пакет с головой Кочегара и вешает за дверью, на стену бытовки. Есть там крюк, хрен знает зачем, но вот пригодился. Вернувшись, придвигает к Мване стакан с разбавленным спиртом, подхватывает другой сам:

– Перчику бы сейчас – да нет… Ну, эмигрант, вздрогнули! Еще раз – как дело было?

Через час, разморенные теплом, едой и неожиданно обильной выпивкой, они уже смеются вовсю. В этом деле национальность и цвет кожи значения не имеют. Родился здесь или случайно попал в Россию – будь любезен: смейся или вешайся. Третий вариант туманен и сомнителен.

– Нет, ну вот скажи, Ванька, ты сюда зачем?

Витька уже без куртки, в одном свитере. Короткие волосы торчком, лицо красное, почти кричит – не со злости, просто набрался уже.

– Менья духи саванна послаль, – застенчиво говорит Мвана. От так и не снял куртку, все время зябко. – Две дерьевни по воле духов собрали деньги. Пришлось паспорт. Виза. Реактивный джет из столица в Каир, потом другой – Москва. Оттуда здесь.

– Да это понятно! И за день до Хлопка к нам добрался. Я помню. Я говорю – зачем?

– Духи саванна. Спасти здесь… Не знаю по-русски. The spirit of nature. Дух места, так. Приньести свой жар в ваш холод…

– Дурак ты, Ванька… – тянет собеседник и допивает стакан. От разбавленного спирта Витьку сильно ведет, а черному – нормально, сидит в куртке, улыбается.

– И что делать будешь? Ведь три года по разным дырам трешься, типа нашей бытовки. Ноги вон сморозил.

– Жду. Сигналь жду. Знак такой… – Мвана разводит руками. Ему хорошо. Тепло. По жилам медленно течет огонь, не жгучий, а согревающий. Не спирт, а что-то древнее, привезенное с собой. И нет этого глупого Кочегара. Больше совсем нет. Правда, есть жуткий зверь за окнами, но это ничего, это подождет…

Мвана с тоской вспоминает родину, но его дело – здесь. Он роняет голову на сучковатые доски стола, засыпая. Витька что-то говорит над ухом, пьяно смеется.

Мване кажется, что сейчас все кончится. Может быть, это и есть знак? Он ощущает всю эту землю, он внутри нее, в каждом живом существе – это он бредет по тундре, коротко порыкивая, в поисках свежей человечины. Его глаза светятся оранжевым пламенем, левый огромный, с вертикальным зрачком, а правый поменьше. Он мерзнет на посту возле комендатуры, шепотом проклиная командира, президента, весь этот долбаный город и сраную жизнь. Он смотрит на карты глазами Масяни и почему-то знает, что скоро умрет – всего через час от удара ножом в спину. Сейчас он – это Витька. Расхристанный, пьяный и боящийся только одного – что спирт в городе закончится навсегда.

А это хуже смерти.

Но самое главное – он, Мвана, теперь и есть Салехард. Разрушенный взрывом, холодный, темный, населенный жадными до мяса зверями и людьми, что иногда хуже зверей. Над ним метель, а глубоко под землей, в его таинственном чреве зреет новый Хлопок, окончательный. Сама земля здесь против того, что с ней делают люди. А против земли – не попрешь…

Его прислали сюда духи с одной целью – стать частью здешних мест. Спасти и сохранить. Кажется, пора.

Мвана с трудом открывает глаза, встает, держась за стол.

– Отлить, Ванька? Дело нужное. Не обморозь там себе ничего… – смеется Витька. Он уже совершенно пьян.

– Ничьего, – говорит Мвана. – Nevermind, дружьище.

Он выходит из бытовки, быстро захлопнув за собой дверь. Не выстудить бы, Витьке там еще ночевать. Поворачивает в сторону от города и идет прямо по засыпанной снегом тундре. Через несколько шагов откуда-то из темноты к нему присоединяется давешний зверь, голодный, но неопасный для него. Левый глаз горит огнем. Потом, уже вдали от домов на плечо садится сова. Она странная – на плоской морде нет глаз, вместо них темные провалы, кажется, отражающие бескрайнюю северную ночь.

Потом настает черед духов. Из крутящейся под ногами, царапающей кожу метели собираются силуэты людей, волков, жутковатых медведей. Мвана идет впереди огромной армии, уводя ее все дальше от города. Он чувствует, как лопается под землей нарыв и понимает: второго Хлопка не будет. Все будет хорошо с городом, пока люди не высосут весь газ, пока земля не провалится в пустоты.

– Вьечность… Пусть так. Пусть здесь. – Мване кажется, что пахнет кровью и дымом. Остро, разрывая его широкие ноздри, впиваясь длинными иглами в легкие. И глубже, все ниже. Он весь сейчас – кровь и дым.

Человек падает лицом в снег, словно ему выстрелили в затылок. Вся его армия подходит ближе, еще, окружает и обволакивает его, медленно закручиваясь гигантской воронкой из воздуха, снега, осколков льда и мертвых, навсегда замороженных костей. Воронка растет и ширится, она со свистом втягивает в себя воздух, становясь все сильнее. Редкие птицы, которым удается избежать ее, летают вокруг, как предвестники конца света.

Из темноты прилетает пакет с зайчиками и белочками, падает в снег. Из распадающихся швов торчат сальные волосы Кочегара, его беззубое искривленное лицо. Даже после смерти глаза открыты, они смотрят льдинками на зарождающийся ураган.

– Вечность… – без всякого акцента выдыхает Мвана. В снег. В землю, которой он стал.

Витька, шатаясь, выглядывает из двери. Метель улеглась. Только на севере крутится волчком снежная пелена, но это ладно. Это пусть.

– Ну и куда этого дурака унесло? Замерзнет же… – Он возвращается в тепло и махом высаживает полстакана.

Вот