Цепи Эймерика - Валерио Эванджелисти

одобрение понтифика, назвавшего трактат самым рассудительным и исчерпывающим руководством по искоренению ереси.

По зловонным улочкам Авиньона, небезопасным в ночное время, в сопровождении молодого священника Эймерик нехотя отправился в Папский дворец, чьи башни возвышались над городскими крышами. Он не любил ни его огромные залы, где чувствовал бесконечное одиночество, ни роскошь лиловых и пурпурных одеяний. Но авторитет папы Урбана был для Эймерика непререкаем, а понтифик, в свою очередь, относился к инквизитору с большим уважением.

Вслед за Бернатом Эрменгауди Эймерик прошел мимо стражи, охранявшей ворота, и стал подниматься по лестнице, ведущей на верхний этаж. В самом ее конце он чуть не столкнулся со спускавшимся вниз невысоким человеком. И только собрался выбранить незнакомца, как вдруг увидел его лицо. Все раздражение тут же куда-то подевалось.

– Сеньор де Берхавель! Какими судьбами?!

– Отец Николас! – как обычно, одетый в черное, нотариус радостно улыбнулся в ответ. – Сколько же лет мы с вами не виделись! Как ваши дела?

– Добровольная высылка из Арагона начинает немного меня тяготить. Однако я собираюсь вернуться в ближайшее время, даже рискуя вызвать неудовольствие короля, – инквизитор вздохнул. – А вы чем занимаетесь? По-прежнему служите нотариусом при инквизиции Каркасона?

– Да, но сейчас понтифик вызвал меня во дворец. Думаю, с той же целью, что и вас…

– Отец Николас, пожалуйста, – голос монаха дрожал от волнения. – Мы не можем опаздывать.

Эймерик бросил на него уничтожающий взгляд.

– Никто не давал вам права распоряжаться моим временем. – И снова повернулся к нотариусу. – С какой же? Я еще ничего не знаю.

Сеньор де Берхавель погладил складочки широкого белого воротника.

– Появились слухи о ереси. Вероятно, вы знаете, какое неизгладимое впечатление на Авиньонский двор произвел в прошлом году визит Амадея VI Савойского. Это большой оригинал, который любит называть себя Зеленым графом. Такой огромной свиты, думаю, не было и у самого императора. Потом он участвовал в турнирах и празднествах, затмив своим блеском всех сановников и прелатов.

– Об этом я слышал. Переходите же к сути, – Эймерик начал проявлять нетерпение.

– В конце визита Зеленый граф открыл Урбану V один секрет, преподнеся его как драгоценный дар Церкви. По его словам, более века в графстве Савойя, местечке Шатийон, тайно проживает община катаров, вероятно, последних уцелевших из секты.

– Катаров? – Эймерик вздрогнул. – Не может быть!

– Граф утверждает обратное. Это потомки альбигойцев [3], которые чудом избежали сожжения в Монсегюре и, преодолев трудности пути, добрались до Альп. Здесь живет уже несколько поколений; их прячут местные жители. Явление действительно интересное, ведь катары считают продолжение рода греховным.

– Если это правда, – нахмурился Эймерик, – то почему Амадей Савойский сам ничего не предпринял? Зачем он беспокоит Папу?

– Вопрос логичный, и он был задан, – кивая, согласился нотариус. – Но Амадей ответил: для того, чтобы вершить суд, недостаточно одной военной силы – ему нужна поддержка церкви. Духовенству его земель не хватает опыта в вопросах ереси. Он утверждает, что только в Авиньоне есть образованные священники, которые прекрасно разбираются в инквизиционном праве.

– Неубедительное объяснение, – покачал головой Эймерик.

– Абсолютно согласен, – Берхавель заговорил чуть тише. – На самом деле им руководят свои мотивы, а вовсе не христианский пыл и великодушие. Шатийон находится во владении сеньора Шаллана, с которым у Савойских давние споры. С 1295 года Шалланы отказались от титула виконтов д’Аосты в пользу Савойских, но по-прежнему остаются самыми могущественными феодалами этой части графства, владеют крупными замками и армией беспрекословно преданных вассалов.

– Как это соперничество связано с еретиками?

– Во время пребывания в Авиньоне, – нотариус перешел на шепот, – Амадей VI выказал особое расположение к Эбайлу де Шаллану, который был в его свите. Даже наградил его рыцарским орденом, специально учрежденным по этому случаю. Но на самом деле Амадей считает Эбайла своим соперником – слишком могущественным, слишком богатым, слишком высокомерным, и жаждет лишить его хотя бы части всех этих преимуществ.

– Разумеется, но как?

– Поэтому Амадей и рассказал Папе о секте еретиков. Если Шалланы проявят готовность бороться с ней, то будут вынуждены допустить на свои земли трибунал инквизиции, то есть подчиниться посторонней власти и отказаться от части своих полномочий. Если же они воспротивятся, то окажутся защитниками ереси и погубят себя.

Обдумав слова Берхавеля, Эймерик спросил:

– А Папа знает обо всем этом?

– Да, с того самого дня, когда Амадей рассказал о катарах. Но он решил потворствовать Зеленому графу. Как вам известно, Урбан давно задумал крестовый поход на земли болгар и сербов, чтобы остановить продвижение турок-османов на восток. Многие выразили готовность присоединиться к его армии, но никто не знает, насколько эти обещания искренни. Если Папа поможет Амадею добиться полного господства на своих землях, тот будет просто обязан отблагодарить его, и в списке участников крестового похода, столь же длинном, сколь и ненадежном, появится хоть одно имя, в котором можно быть уверенным.

– Сеньоры, мы очень задержались… – умоляющим голосом сказал Бернат.

Эти слова вывели Эймерика из задумчивости.

– Вы правы, – ответил он. И кивнул сеньору де Берхавелю: – Мы встретимся снова, и не раз.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся на прощание нотариус.

Понтифик принял инквизитора в Большом зале аудиенций, занимавшем два просторных нефа и украшенном потрясающими фресками, часть которых еще не была завершена. Эймерик ценил в Урбане благородство манер, дружелюбие и умение вести разговор в доверительной манере, несмотря на огромную власть, которой тот обладал.

Вот и теперь Урбан жестом остановил Эймерика, собравшегося выразить свое почтение. Спустился с трона, подошел к гостю и повел его направо, в дальнюю часть зала, подальше от сеньоров и сановников, ожидавших аудиенции.

– Как давно вам не приходилось заниматься катарами? – начал понтифик, с легкой улыбкой глядя в суровое умное лицо доминиканца.

– Катарами, Святой отец? – Эймерик изобразил удивление. – Я думаю, они вымерли. Несколько лет назад, исполняя миссию в Кастре, я имел дело с некоторыми из них, но это были лишь остатки секты. В действительности эта ересь исчезла после крестового похода Иннокентия III.

По лицу Урбана с острыми чертами пробежала тень. Он совсем не одобрял радикальные меры, на которые решились тогда епископ Арно де Сито и рыцари-христиане: они истребили всех жителей города Безье – мужчин, женщин и детей, – не разбираясь, были те еретиками или нет. Любое упоминание о случившемся расстраивало понтифика, считавшего это несмываемым пятном на папстве. Но сейчас он воздержался от комментариев, только коротко заметил:

– К сожалению, оказывается, вымерли не все.

Потом передал Эймерику то, что рассказал ему Амадей VI. Чем дольше Урбан говорил, тем больше сомнений выражало лицо инквизитора, как бы тот ни старался их скрыть. Это не ускользнуло от