Рукопись, написанная кровью - Анна Данилова

– Леша, это ты? – спросила она, увидев в оранжевом прямоугольнике двери морга худощавую и почти хрупкую от игры света фигуру.

– Я. Проходи, Земцова, – услышала она знакомый и такой родной голос, что не выдержала, бросилась к нему в объятия и разрыдалась.

– По городу ползут самые разные слухи, так что ты должна быть готова ко всему…

Леша говорил хрипловатым от волнения голосом, и видно было, что даже выпитая водка не действует на него – настолько велико было его горе.

– Они исчезли почти одновременно, и никто не знает, где они. Ни Крымова, ни Игорька, ни… Нади… Но она знала, что делает, когда уходила от меня и принимала веру Крымова, я предупреждал ее, что жизнь с Крымовым…

– Не надо, Леша… Крымов такой же, как все, разве что более высоко летает, чем мы…

– Да он авантюрист, и для него жизнь человека ничего не стоит. Как эксплуатировал вас с Шубиным, как с умным видом писал какую-то дурацкую книгу, пока вы, взмыленные, носились в поисках призраков… Ненавижу его, убил бы на месте…

– Неправда, и ты прекрасно это знаешь, а если он сейчас объявится, если случится невероятное, сейчас откроется дверь и он войдет, уверена, что ты обнимешь его…

– Ты дура, Юля, ты любишь Крымова и любишь слепо, а я мужик, мне все это представляется несколько иначе.

– Ты был в их коттедже?

– Да кто там только не был… Там никого. Все заперто. Ваши знакомые ребята из прокуратуры взломали входную дверь, обшарили весь дом, но ничего не нашли, я имею в виду записку или знак… Заперли снова, опечатали и установили наблюдение. Но я не верю, что это что-то даст.

– Но должна же быть какая-нибудь причина! Куда они делись? Может, ты что-нибудь вспомнишь, какие-нибудь последние дела…

– Последнее дело обычное – убийство девушки по имени Марина, фамилия ее, не поверишь, Бродягина…

– Я бы не хотела жить с такой фамилией, – усмехнулась Юля, представив мгновенно худосочную девицу с взлохмаченными волосами, закутанную в рубище. – Ты хочешь сказать, что к убийству этой девушки имело какое-то отношение наше агентство? Крымов?

– Судя по тому, что он незадолго до своего исчезновения звонил мне сюда и справлялся, кто забирал труп Бродягиной, я понял, что ему это небезразлично, следовательно, его могли нанять, чтобы найти убийцу.

– Давай поконкретнее. Дата смерти, обнаружения трупа, причина смерти и прочее…

– Девушку отравили первого марта, почти месяц тому назад, а труп ее нашли уже на следующий день, за городом, неподалеку от станции техобслуживания.

– Для судмедэксперта ты довольно много знаешь, но подробнее об этом мне, наверное, смогут рассказать и Сазонов с Корниловым, как ты думаешь?

– Уверен. Потому что убийцу Бродягиной не нашли, а тут и еще одно убийство, о котором до сих пор пишут все газеты…

– Местная знаменитость? Что случилось?

– Земцова, я тебя не узнаю… Разве ты ничего не слышала об убийстве отца Кирилла?

– Отца Кирилла? Я слышала что-то краем уха о Кирилле, но думала, что это грохнули какого-нибудь преступного авторитета с такой кличкой, но уж никак не могла представить себе, что речь идет о священнике. Но его-то за что убивать? Как его убили, когда? До или после убийства Бродягиной?

– Ну вот, вижу, что начинаешь приходить в себя, это радует. Дело в том, что наш отец Кирилл – известный на всю Россию правозащитник, человек необыкновенный, почти святой. А убили его жестоко и цинично – зарезали неподалеку от собственного дома ножом в живот. Это случилось, если мне не изменяет память, восьмого февраля, задолго до смерти Марины Бродягиной.

– Так, может, ЭТИМ делом поручали заниматься Крымову?

– Поручали, да только он отказался. Сразу. Он не такой дурак, чтобы подставляться. С его способностями, как ты можешь понять, ему опасно заниматься распутыванием преступлений такого рода…

– Это почему же?

– Да потому что убийство отца Кирилла – преступление международного уровня…

– Да брось ты! Леша, что ты такое говоришь?

– Пойди в библиотеку и почитай подшивку центральных российских газет, и тебе сразу все станет понятно. Да, внешне это преступление может выглядеть как убийство с целью ограбления, поскольку пропали ценные вещи – золотой крест и прочее… Но это лишь попытка повести следствие по ложному следу. Истинная цель убийства – раскачать христианство, заткнуть правдоречивый рот. Это дьявольские дела, понимаешь ты или нет?

– Леша, ты удивляешь меня серьезностью, с которой все это говоришь. Я почитаю, может, ты и прав… Но откуда тебе известно, что Крымову предлагали заняться поиском убийцы и что он не взялся за это?

– Мне Надя сказала, но она-то преподнесла это совершенно под другим соусом, она расстроилась, что Крымов отказался от денег, которые предлагали ему какие-то люди, чуть ли не из международной организации, чтобы только узнать имя убийцы. Для них это принципиально, понимаешь? Но он отказался, сказал, что ему своя шкура дороже. Вот так-то.

– Да, что-то это не похоже на Крымова, который за копейку удавится…

– Он здравомыслящий человек, ты напрасно так о нем думаешь, что он из-за денег будет подставлять свою голову… Он осмотрительный и даже скорее чуточку трусоват…

– Леша, что-то мы с тобой слишком много эпитетов повесили на бедного Крымова, причем не очень-то лестных… Согласись, что ты тоже не можешь к нему относиться объективно, поскольку он увел у тебя жену, твою обожаемую Щукину?…

– Не знаю, возможно, ты и права, я ведь тоже живой человек…

– Все правильно. А что касается опустевшего агентства, то здесь можно предположить, что ребята просто выехали на задание. А пожар в агентстве устроили подростки или просто хулиганы, которые сначала ограбили офис, а потом подожгли, чтобы замести следы.

– Поэтому у тебя такое зеленое и перепуганное лицо, так? Ладно, Земцова, ты лучше расскажи о себе, как докатилась до такой жизни, где твой муж и почему ты здесь?

– Я вернулась, и этим все сказано, – уклончиво ответила Юля.

Она понимала, что рано или поздно ей придется кому-то рассказать о себе, Шубину ли, Крымову, но только не Щукиной и не Леше. Чувство стыда мешало ей раскрыться перед Чайкиным, сдерживало готовые прорваться слова правды о Харыбине, о человеке, в котором она ошиблась и которого приняла за мужчину, способного помочь ей забыть о Крымове.

Глядя прямо в глаза Чайкина, она спрашивала себя, сможет ли он понять ее и протянуть руку помощи, в которой она сейчас так нуждалась. Да и можно ли вообще рассказывать об интимных сторонах жизни мужчине? Не проще было бы поделиться своей болью с той же душевнобольной Аперманис, использовав ее присутствие, чтобы выговориться, попытаться объяснить с ее помощью самой себе все, что произошло в Москве, где она оставила своего законного мужа? А еще лучше было бы сохранить все в себе и постараться не расплескать ни капли боли и разочарования от нового брака с тем, чтобы, поднакопив сил, самой справиться с обрушившимся на голову несчастьем. Но это было бы уже высшим пилотажем проявления внутренней силы…