Аблай Хан и его батыры. Легенды Великой степи - Баянгали Алимжанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И пасли они тихо-мирно, незаметно ни для кого, верблюдов Толе би.
Проницательный би с первого взгляда заметил необычность «лохматого».
После некоторых наблюдений он приехал в полевой стан и сказал юнцу:
– Ты, Сабалак, не простой человек, чует мое сердце! И по облику, и по поведению видно, что ты принадлежишь к знатному роду торе. Если джунгары заметят тебя, а здесь это вполне вероятно, то не оставят в покое. Я опасаюсь за твою жизнь! Лучше тебе уйти в свободную от джунгар Сарыарку!
И благословил Толе би Аблая, подарил двух коней и отправил вместе с Оразом в Сарыарку.
В Сарыарке он стал табунщиком Даулеткельды бая из аргынского рода атыгай-караул. Жили они тихо-мирно, пасли лошадей и вольно скакали по широким просторам, разучивая и совершенствуя навыки боевого искусства.
А Даулеткельды бай с первых же дней почувствовал особенность молодого Сабалака, дал ему волю и потихоньку стал пристально наблюдать за ним.
И через недолгое время он сказал жене:
– Этот юный табунщик не простой человек! Он всегда спокоен: не смеется беспечно, не раздражается, не обращает внимания на мелкие бытовые дрязги. Он всегда задумчив. И хоть шесть дней и шесть ночей будет голодным, не подаст и виду! Не сядет на голую землю. Если ничего подходящего не найдет, то снимает верхнюю одежду, подстила ет на землю и садится на нее! Самое главное, когда он спит, над ним что-то светится и около него становится светло! Ты будь с ним повежливее! Как бы ненароком не прогневить духов, поддерживающих его!
И они уважительно относились к Сабалаку-Аблаю и Оразу, кормили и одевали хорошо.
Так проходили годы. Аблай вырос, и ему исполнилось девятнадцать лет.
Однажды у табунщиков остановился вольный певец великой степи Бухар жырау. Он был один. Его одежда и сбруя его коня были скромные, но добротные.
Табунщики встретили его с большой радостью. Усадив на почетное место, они с превеликим уважением угощали носителя древних традиций кочевых узанов вареным мясом и кумысом. «Странно, – подумал Аблай. – Сколько раз приезжали знатные султаны, знаменитые бии, но никому так не радовались табунщики!»
Говорил жырау приятным, мелодичным голосом и часто стихами. Даже его простая речь лилась как песня и голос менялся в зависимости от сказанного. В каждое слово он вкладывал частицу своей души и, произнося звучно, значимо, завораживал слушателей. То уносил он всех в глубь истории, то его мысли высоко парили в небесах и слушатели невольно устремляли свой внутренний взгляд к космическим таинствам небес, то тревожно вглядывался в даль будущего.
– Сколько ханов я видел, сколько султанов я встречал на своем веку! Видел джунгаров, урусов и шуршутов. Разные люди, многие достойны уважения, немало и подонков. Но у всех почти одна жажда, одно неуемное желание – власть, слава и богатство! Им мало своего! Им надо охватить всю землю, захватить все богатства, завоевать весь мир! Зачем это? Во имя чего? Разве это и есть смысл жизни человеческой? Лучше жил бы себе каждый на своей земле и улучшал свою долю! Мой разум никак не понимает, почему люди уничтожают друг друга? И как бы ни объясняли это ученые мужи, моя душа не воспринимает и никогда не воспримет этого! Мне противно все это! Если люди будут беспощадно уничтожать друг друга, раздирать бедную землю, то не разорвется ли она? Не потонет ли окровавленная луна в небытии, не померкнет ли солнце? И что тогда будет с моим народом, что будет с миром?!
Жырау печально умолк. Он ушел в себя, а может, улетел мыслями куда-то. Одухотворенные, взволнованные и утомленные долгими душевными беседами великого поэта, табунщики потихоньку разошлись. Только Аблай не тронулся со своего места. Молодому ханзаде были так близки мудрые слова жырау, что они запали глубоко в его душу.
– Что тебе надобно, айналайын? – вдруг спросил Бухар жырау.
– Мне хочется услышать завершение ваших слов! – спокойно ответил Аблай.
Жырау встрепенулся.
– О, любознательный джигит, ты будешь большим человеком, коль ждешь завершения начатого слова! Не каждый способен выслушивать, тем более дослушивать витиеватые мудреные изречения аксакалов!
Ему понравился этот необычный молодец.
– Порою мне хочется взобраться на вершину самой высокой горы и кричать на весь мир: «О, люди! Не приходите в чужую страну с оружием, не убивайте друг друга! Не проливайте ни капли крови ради власти, богатства и славы! Не порабощайте другие народы! Живите мирно и счастливо на своей родной земле! Солнца и земли хватит всем! – Бухар жырау понизил голос. – И я тешу себя надеждой, что если это услышат народы, то поймут и прекратят все войны и раздоры и воцарятся покой и счастье на несчастной земле! А что… Наивно?!
– Просто и мудро! – воскликнул молодой Аблай.
– Да, айналайын… Нет истины лучше этой… Но вся беда в том, что издревле все об этом знают и делают наоборот! Всевышний дал всем народам свою землю, свой язык и указал жить свободно и соревноваться только в добрых делах!
Правдивая и поэтическая речь Бухар жырау глубоко запала в юную душу Аблая. И после прощания с ним еще долго звучал в его ушах приятный голос мудреца.
– Если жырау молчит, значит, он задумался, а если врет – то он мертв!
– Настоящий человек должен быть всегда готовым сражаться и умереть за свой народ. Но это тоже надо делать с умом!
– Настоящая свобода начинается с уважения свободы других!
– Раб не свободен, это ясно. Но господин тоже не свободен от своего раба – оба они прикованы друг к другу одной цепью!
– Человек свободен… Но он не свободен оскорблять, унижать, уничтожать других!
– Когда человек живет во имя своего народа, то он становится великим!
Эти и еще многие другие слова Бухар жырау Аблай запомнил на всю жизнь.
В следующем году до них дошла весть о том, что Абильмамбет хан собирается на освободительную войну с джунгарами и воины со всей казахской степи собираются под его знамя. Аблай-Сабалак пришел к Даулеткельды баю и стал просить его разрешения идти в поход.
– Сынок, тебе всего двадцать лет, разве не лучше тихо пасти лошадей и есть мясо, пить кумыс в уютной юрте, чем идти на кровавую бойню? – сказал испытующе мудрый бай.
– Лучше умереть джигиту, чем остаться в стороне от развевающегося боевого знамени, от сотрясающей землю конницы!
Даулеткельды бай благословил его на ратный подвиг.