О Воскресении, Смерти и Сатане - Ефрем Сирин

Он здесь навеки заключен, и даже Херувимы

И Серафимов горний чин не выкупят страдальца

Какой отчаянный мертвец отдаст сиянье жизни

Своей, чтобы спасти его, откроет пасть Шеола,

В нее проникнув и назад вернувшись к свету солнца?

Шеол уж поглотил его, закрыл навек в темнице.

Я собрала всех мудрецов, я, Смерть, их сонм связала,

И переполнила Шеол вплоть до глухих окраин.

О, сын Иосифа, приди, смотри на этот ужас.

Героев члены сокрушив, Самсона стан могучий,

И Голиафа кость кроша, я Ога-исполина,

Гигантов сына, что себе железный трон для власти

Ковал[16] – со трона ввергла в тьму и трон перевернула:

У врат Шеола гордый кедр смирила, в прах низвергши.

Я смертных тысячи одна бесстрашно одолела,

Меня ли победить Ты мнишь, о жалкий одиночка!

Преславных всех мужей, отцов, священников, пророков,

Я унесла давно в Шеол, согнав их, словно стадо.

Я сокрушила и царей, их воинства столкнувши,

Я исполинов мощью их великою смирила,

Собрала праведных венец, блестящий благородством,

Так, что река из мертвых тел разлилась и в бурленье

Со шумом падала в Шеол, круша непрочный берег.

Но тот поток не утолил Шеола жажды жгучей.

Не важно, близко ль человек к опасному теченью,

Иль, опасаясь, отошел подальше, час последний

Его увлекши, как поток, несет к вратам Шеола.

5

Сребро богатых ни во что не ставлю, презираю,

Дарами их не подкупить меня, попытки тщетны.

Пусть тысячи у них рабов, не слушаю мольбы их.

Слуга ль расстрогает меня, хозяина спасая,

Иль бедный сможет умолить, вступаясь за вельможу,

Ребенок ли уговорит, за старца заступаясь?

Положим, могут мудрецы, дав волю убежденью,

К словам своим скотов склонить, но силе красноречья

Не суждено достичь ушей моих, я ей не внемлю.

Мне имя „Ненависть к мольбе“, „Жестокая к просящим“,

Что мне приказано вершить, всегда я исполняю.

6

Кто ж он такой, и чей он сын, и из какого рода,

Тот человек, чтоб смог меня повергнуть, уничтожить?

Владею книгой вечной я всех живших поколений;

Себя заставила читать все имена в той книге,

Все, от Адама до сих дней. Какая это мука!

Нет пропуска среди имен, и ни один в ней смертный

Пропущен не был и забыт, все вписаны колена

В мое, конечно, существо, в мою, конечно, сущность.

И для Тебя лишь, Иисус, я их перечитала,

Не пропустила, все сочла, исчислила надежно,

Чтоб доказать Тебе: никто не избежал кончины.

Не будем лгать, двух имена отсутствуют во Аде.

Два: Илия и с ним Енох, во Ад не низвергались.

Искала я и в глубине, куда Иона канул,

Смотрела всюду, где могла, но их не обретала.

Я полагаю, что они в Рай сладости вселились

И ускользнули от меня. У входа в Рай на страже

Пламеннокрылый Херувим стоит, внушая трепет[17]

Иаков лествицу узрел, протянутую в выси[18]:

По ней Енох и Илия поднялись до созвездий.

Исчислит кто песок морей, чтоб у меня исхитить

Песчинки крохотные две? Обильнейшая жатва,

Что собирается серпом моих жнецов, болезней,

Растет во всякий день и час. Но только я снопы их

Беру и в житницу кладу, а с ними и болезни:

Могильщиков-жнецов самих с их жатвой хороню я,

И сборщики