Смерть в адвокатской мантии - Дэвид Дикинсон

— Проходите, констебль, — небрежно бросил казначей, едва взглянув на вошедшего. — Чем могу быть полезен?

Джек Бичем уже привык к тому, что его моложавая внешность вводит людей в заблуждение.

— Я, сэр, давно уж не констебль, — с улыбкой произнес он, — а следователь. Позвольте представиться: старший инспектор Бичем. Мне поручено дело о смерти мистера Донтси.

— Вам? — недоверчиво переспросил Сомервилл. — Неужели, кроме вас, никого не нашлось?

— Да, сэр, — спокойно ответил Джек Бичем, стараясь держать себя в руках. — И должен вам сообщить, что мы полагаем — точнее, таково мнение проводившего вскрытие патологоанатома, — что в данном случае безусловно имело место убийство.

С трудом подавив искушение спросить, сколько же лет патологоанатому — тоже пятнадцать или уже целых двадцать? — Сомервилл перешел в наступление:

— Вы в этом уверены? И что же, его отравили? Может, вы даже выяснили, каким ядом?

Старший инспектор начинал понимать, как трудно ему будет работать здесь. Впрочем, это неудивительно. Он знал, что адвокаты, которые сами подвергались допросу во время расследования, любят отыгрываться на полицейских в суде, дискредитируя их и выискивая уязвимые места в свидетельских показаниях.

— На данном этапе, сэр, я не могу разглашать детали следствия, — спокойно ответил он.

— Позвольте, молодой человек! — стукнув кулаком по столу, вскричал Сомервилл. — Я казначей авторитетнейшей юридической корпорации! И я имею право знать, каким образом и от чего скончался один из моих бенчеров. Я требую разъяснений!

Ну все, с меня хватит, подумал старший инспектор. Пора осадить этого напыщенного господина. У полицейских тоже есть чувство собственного достоинства.

— Сэр, вы слышали мой ответ, — твердо сказал он, в упор глядя на казначея. — При первой же возможности вы узнаете больше, сэр. Пока же, смею заметить, вы, как и прочие члены Куинз-Инн, находитесь под подозрением. А теперь, сэр, с вашего разрешения, мои люди допросят всех, кто имел отношение к мистеру Донтси. Прощайте, сэр.

С этими словами Джек Бичем удалился. Бартон Сомервилл проводил его яростным взглядом и тут же отправил с курьером язвительное послание комиссару лондонской полиции. Казначей Куинз-Инн требовал немедленно отстранить от дела старшего инспектора Бичема. В противном случае он не гарантировал, что члены корпорации будут оказывать помощь следствию. Кроме того, он сообщал, что намерен предпринять собственное расследование, которое, вне всякого сомнения, окажется значительно успешнее, чем действия курсантов-недоучек, которым полиция поручила дело. Отослав письмо, Бартон Сомервилл отправился в Грейз-Инн. Он хотел посоветоваться с коллегами, кого из частных детективов можно привлечь к расследованию.

Около половины седьмого вечера весьма элегантно одетый джентльмен позвонил у парадной двери дома Пауэрскорта на Маркем-сквер. Войдя, он обнаружил страшный хаос. По всей прихожей и столовой, и даже на площадке, ведущей на второй этаж лестницы, громоздились корзины, тюки, ящики. Сверху доносился глухой грохот перетаскиваемых дорожных сундуков, детский плач и плеск воды в ванной. Причиной хаоса и суматохи были те, кто об этом и не подозревал, — близнецы. Для них и их новых нянюшек понадобились дополнительные спальни и ванные комнаты. Пауэрскорт решил проблему, купив соседний дом, выставленный на торги в связи с внезапной кончиной владельца, но там, естественно, нужно было сделать ремонт. А поскольку шум и пыль вредны младенцам, семейство на время перебиралось из Челси в Марилебон, в дом, снятый на Манчестер-сквер.

— Пауэрскорт! — воскликнул элегантный джентльмен, увидев хозяина дома, озабоченно спускавшегося в прихожую с зеленым чемоданчиком в руке.

— Пью! Клянусь Богом, это светоч адвокатуры Чарлз Огастес Пью! — Пауэрскорт с радостью пожал ему руку. Когда-то, расследуя дело о подделках полотен старых мастеров, они на уголовном процессе разоблачили фальшивки и даже представили суду их изготовителя. Их совместными усилиями невиновный человек, которого обвиняли в убийстве, был оправдан. С тех пор они поддерживали приятное знакомство, обедая время от времени в ресторане или в красивом особняке Пью на набережной.

— Вижу, преступник намерен бежать, ибо в дверь вот-вот постучат стражи закона, — усмехнулся гость, указывая на громоздящийся повсюду багаж. — Если вам грозит депортация, я к вашим услугам.

— Переезд в Марилебон, друг мой, пожалуй, сравним с эмиграцией. Но поднимайтесь же! В гостиной, как ни странно, еще можно найти свободный уголок.

— Право, вы очень заняты, Пауэрскорт, и лучше перенести наш разговор. Я не хочу вам мешать.

— О Чарлз, вы не можете мне помешать.

Пью сел на диван, а Пауэрскорт занялся напитками, уже не впервые размышляя о том, какое впечатление производит внешний вид Пью в суде. Присяжные наверняка завидуют его достатку, позволяющему одеваться так дорого, а судьи — комплиментам, которыми наверняка осыпают его стройную фигуру портные. Одно несомненно — забыть элегантного Чарлза Огастеса Пью невозможно, а это самое главное.

— Вчера мне нанес визит, — сообщил Пью, — некто Сомервилл, Бартон Сомервилл. Не могу сказать, что он мне понравился. Он казначей, иначе говоря, глава Куинз-Инн. На днях у них там приключилась драма: в разгар пиршества один из джентльменов замертво упал лицом в свой суп.

— Какой суп? — тут же спросил Пауэрскорт.

— Борщ. Что-то такое из свеклы, подаваемое с крепкой русской водкой и, видимо, сдобренное какой-то смертельно ядовитой приправой. Вскрытие показало, что Донтси, так звали покойного, отравлен. Суть дела в том, что Сомервилл недоволен действиями полиции. Инспектор, которому поручили вести расследование, для него слишком молод, ему подавай кого-нибудь постарше, кто не станет копать глубоко и поспешит побыстрее закончить расследование. В общем, он настрочил жалобу комиссару (должен сказать, что угодить этому Сомервиллу, похоже, просто невозможно). Так вот, ко мне он явился, чтобы разузнать о вас, дорогой Фрэнсис. Правда ли, что вы самый опытный в Лондоне частный детектив? Умеете ли вы держать язык за зубами? Проявите ли надлежащее уважение к личной жизни его коллег? И так далее и тому подобное. Разумеется, я дал вам самые лучшие рекомендации. — Чарлз Огастес Пью легким щелчком ногтя стряхнул пылинку, дерзнувшую опуститься на его рукав. — Не скрою, Фрэнсис, у меня тут свой интерес. Обычный для таких случаев гонорар — пятьсот гиней аванса, а затем по полсотни гиней в день — позволил бы мне обновить ассортимент моих рубашек.

— А этот Сомервилл не спрашивал, сколько мне лет?

— Пожалуй, только это он и упустил. Держу пари, что завтра он пригласит вас в свое логово и предложит заняться расследованием.

— Что ж, видимо, это единственный благовидный предлог отвертеться от хлопот, связанных с переездом, — вздохнул Пауэрскорт. — Они приводят меня в отчаяние, к тому же, должен признаться, от меня мало толку. Люси как-то сразу соображает, что куда положить, а я только неприкаянно брожу вокруг. Но расскажите, Чарлз, вы же адвокат и вам этот мир знаком не понаслышке, — что представляет собой этот Куинз-Инн?