Смерть в адвокатской мантии - Дэвид Дикинсон

Год назад, месяца через полтора после завершения весьма драматичного и опасного расследования в соборе на западе Англии, Пауэрскорт возил жену в Санкт-Петербург. Леди Люси была уверена, что именно там, в роскошной спальне отеля на Невском проспекте, и были зачаты близнецы. Джонни Фицджеральд в связи с этим предложил назвать новорожденных Николаем и Александрой — в честь русского царя и его супруги. Однако Пауэрскорт отклонил эту идею, сославшись на то, что, если вдруг когда-нибудь в будущем Россия и Англия будут воевать друг с другом, такие имена могут создать его детям большие неудобства.

После первой смены блюд на банкете в честь Уайтлока Джозеф немного успокоился — пока, кажется, дела идут неплохо. Зал выглядел великолепно. На стенах и на столах сверкали свечи. Со строгих портретов свысока взирали на своих преемников великие юристы прошлого. По всему огромному помещению тянулись ряды старинных дубовых столов, столь же солидных и почтенных, как сам Куинз. В глубине зала перпендикулярно всем остальным стоял стол для верховных членов корпорации. Со стены позади него угрюмо и осуждающе глядели два парадных портрета лордов-канцлеров кисти Гейнсборо. А над ними висело сокровище Куинз-Инн — полотно Рубенса «Суд Париса», на котором красавец Парис, сын троянского царя, показывал румяное яблоко раздора трем весьма скудно одетым красавицам богиням. Вероятно, именно благодаря им это произведение искусства пользовалось такой популярностью, что парадный зал Куинза раз в неделю на определенное время открывали для публики. Американских туристов, правда, иногда удивляло, что картина называется «Суд Париса», а на ней нет ни зала суда, ни защитников, ни обвинителей, но это не умаляло их восхищения. Прикрепленная внизу, под рамой табличка гласила, что шедевр приобретен на щедрые пожертвования бенчеров и благодетелей Куинза.

Ужин начинался лососиной, запеченной с сыром бофор и политой соусом. С этим блюдом разношерстный отряд помощников Джозефа справился легко. Заранее разложив на порции в кухне, лососину оперативно доставили к столу. В этом участвовали как регулярные, так и вспомогательные силы, причем старшее поколение произвело на Джозефа лучшее впечатление, чем молодежь. Пожилые официанты были, конечно, не так шустры, зато обращались к обедающим негромко, как того требовал протокол, да и тарелки не съезжали у них с подносов.

Больше всего Джозефа волновал суп. Шеф-повар приготовил суп по оригинальному рецепту, который, по его утверждению, он создал для членов императорской семьи в Санкт-Петербурге. Борщ «Романов» представлял собой суп из свеклы, приправленный травами. К нему подавали крепчайшую русскую водку, название которой не мог выговорить даже сам повар, и густую сметану. Джозеф со страхом наблюдал, как из кухни вереницей, держа по глубокой тарелке в каждой руке, потянулись официанты. Им предстояло преодолеть полторы сотни ярдов по натертым полам коридора до парадного зала и донести драгоценную ношу до самого отдаленного стола. Сто шестьдесят два гостя, восемьдесят один опасный рейс борща «Романов». Одного из лакеев, который еще в кухне расплескал суп и посадил на белоснежную рубашку ярко-розовое пятно, пришлось отстранить от дел. Двое юношей, подражая старшим товарищам, настолько сосредоточились на плавно скользящем шаге, что перестали прижимать локти плотно к телу. Еще двое несли суп, вытянув руки слишком далеко вперед, и рисковали его пролить.

Катастрофа разразилась в половине девятого, но вовсе не по вине официантов. Поздравив себя с благополучным прибытием борща к цели, Джозеф перевел взгляд на главный стол. Бенчеры Куинза расположились там согласно рангу, по обе стороны от восседавшего в центре казначея — высшего лица корпорации. Наиболее скромную позицию с краю, под портретом одного из суровых лордов-канцлеров, занимал Александр Маккендрик Донтси, королевский адвокат[7]. Наметанный глаз Джозефа сразу заметил: лицо у мистера Донтси не просто бледное, а скорее, серое и влажное от пота — адвокат, по-видимому, едва вышел из запоя. Донтси вяло проглотил три ложки супа и вдруг ничком рухнул на стол. Содержимое опрокинутой тарелки прочертило пунцовую полосу по белой скатерти, струйка крови от разбитого подбородка Донтси влилась в свекольный бульон, превратив «борщ Романов» в «борщ Кровавый», и ярко-багровая смесь начала медленно капать на пол. Зал на минуту застыл, все разговоры смолкли. Потом раздался громкий голос казначея, который в мертвой тишине показался громовым:

— Напился, негодяй! Не трогайте его, он скоро очнется. Продолжим, джентльмены.

Джозеф тут же отправил двух вооруженных тряпками и швабрами официантов наводить порядок, а остальным дал знак наполнить бокалы, чтобы поднять настроение собравшимся. Вскоре зал уже снова мерно шумел. Тарелки из-под борща убрали, банкет шел своим чередом. Подали жареную оленину с можжевеловой подливкой, потом «тирамису» с темным и белым шоколадным соусами, и к нему «Шатонеф-дю-Пап» и «Домен-дю-Вье-Телеграф». Однако Джозефа начинало серьезно волновать состояние мистера Донтси. Тот не только не очнулся, но даже не пошевелился. В то время как носы и щеки остальных гостей пламенели все ярче, его лицо пробрело оттенок тусклой меловой белизны. Впрочем, никто из коллег не обращал на него никакого внимания, словно на ежегодных банкетах Уайтлока было в порядке вещей напиваться до беспамятства и падать лицом в тарелку.

Джозеф, разумеется, понимал, что казначей, который всегда свято чтил традиции, а к этому, самому пышному, празднику питал особую слабость, не хочет прерывать торжество. Но никто, включая верховных членов корпорации, не мог сравниться с Джозефом в преданности Куинз-Инн. Возможно, потому, что тридцать лет назад приехавшему в Лондон из Италии безработному молодому Джозефу именно в Куинзе дали тогда место временного официанта. Теперь же он здесь уважаемый ветеран, и немало нервно лепечущих студентов на его глазах превратились в мэтров гражданского и уголовного права. Джозеф хорошо знал, какой вред репутации родного заведения способен нанести слушок о том, что умники Куинза безмятежно лакомились олениной и пили великолепное бургундское, в то время как один из них лежал без сознания, упав лицом в суп. Обратиться за советом к казначею? Но тогда каждый участник застолья поспешит выразить свое мнение. В среде юристов иначе и быть не могло, высказаться непременно должны были все до единого, и подобные дебаты несомненно нарушили бы праздничную атмосферу. А что, если, задумался дворецкий, просто потихоньку унести мистера Донтси, словно опустевшее блюдо из-под картофеля или овощей? Пожалуй, это можно сделать незаметно. Вот только мистер Донтси будет покрупнее любого блюда.

Призвав четверых самых плечистых из официантов, Джозеф собрал их в коридорной нише на пол пути от кухни к залу.

— Слушайте меня внимательно, — сказал он им. — Нужно убрать из зала мистера Донтси — джентльмена, который упал головой в тарелку за главным столом. Будем действовать так. Вы двое, — обратился он к паре испытанных штатных бойцов, — подойдете к столу сзади, как будто собираетесь обслужить стол бенчеров. А вы, — кивнул он двум молодым рекрутам, — с правого края. Нужно действовать быстро и незаметно. Не торопитесь, чтобы не привлекать внимания, но и не останавливайтесь, пока не доставите его в библиотеку. Дверь, которая ведет туда, находится в глубине зала, я буду держать ее открытой. Удачи вам!