Парашютисты-диверсанты Сталина. Прорыв разведчиков - Максим Бузин

Выходя из пике, Отто краем глаза увидел, что самолет ведомого вспыхнул ярким факелом – и его тоже достали бортовые стрелки бомбардировщика. И тут небо вокруг объекта покрылось разрывами! Это открыли огонь зенитки – у кого-то внизу не выдержали нервы, ведь рядом с противником были и свои самолеты. Несколько осколков пробили крыло «Мессершмитта», которое тут же отвалилось от фюзеляжа. Самолет резко клюнул носом и свалился в неуправляемый штопор.

Летчик открыл остекление кабины и, вывалившись из подбитой машины, дернул кольцо. Резкий хлопок открывшегося парашюта и рывок лямок вверх произошли почти одновременно. Отто фон Камп целый и невредимый спускался на землю немного в стороне от места боя, и вся картина была ему видна как на ладони.

Бомбардировщик сыпанул бомбы на позиции зенитчиков и аэродром. Все на земле горело и взрывалось. Некоторые пилоты пытались поднять самолеты в воздух и покинуть зону поражения. Вот один истребитель на взлете не смог набрать высоты и врезался в водонапорную башню. Уже в воздухе столкнулись транспортный самолет и бомбардировщик, моментально превратившись в яркий огненный клубок.

Смерч пламени бушевал на земле, уничтожая все на своем пути. Разгрузившись, бомбардировщик начал разворот, но тут, видимо, повезло кому-то из зенитчиков – один из снарядов рванул совсем рядом с правой консолью. Оба стоящих на ней двигателя вспыхнули одновременно. Воздушный корабль вошел в плоский штопор и начал терять высоту, наматывая по небу огромные круги.

Ускорила его медленное падение замаскированная в перелеске и до сих пор не участвовавшая в бою зенитная батарея – когда бомбардировщик пролетал в секторе ее обстрела, она дала залп. Один снаряд попал точно в хвост. Неизвестный аппарат переломился пополам и на мгновение словно завис в воздухе. Затем, повинуясь законам тяготения, передняя часть фюзеляжа отвесно понеслась к земле. Раздался треск сломанных деревьев, потом глухой удар. Вверх поднялось облако земли и песка, но взрыва почему-то не последовало.

А зенитчики продолжали остервенело палить по опустевшему небу, выпуская снаряд за снарядом. Как впоследствии рассказывал командир батареи, людей будто заклинило. Они не воспринимали команды, крики и даже откровенное рукоприкладство со стороны начальства. И только когда кончился боезапас, стрельба прекратилась.

Весь ночной бой продолжался всего несколько минут. Но последствия были ужасающими! Десятки самолетов догорали на земле, ангары, казармы и большинство других зданий превратились в груды искореженных обломков. Об уничтоженных зенитках напоминали только воронки шириной в несколько метров. Как выяснилось позднее, безвозвратные потери составили семьдесят два человека погибшими. Около сотни тел найти так и не удалось…

Наступившее утро в окрестностях аэродрома Волленберг выдалось спокойным и солнечным. Неторопливо щебетали птицы. Над покрытой росой травой стелился легкий туман. Едва заметный ветерок ласково качал верхушки деревьев. Природа будто сама себя успокаивала после пережитого ночью потрясения.

С людьми было сложнее. Оставшиеся в живых пребывали в каком-то тупом ступоре. Кто-то бессмысленно шатался по территории, иные собирались в небольшие группы и молча глядели на еще дымящиеся обломки и руины. Наиболее «стойкие» засели в березняке возле нескольких уцелевших орудий и, наплевав на устав и дисциплину, глушили шнапс.

Комендант аэродрома, который еще вчера за подобное деяние отправил бы всех без разбора сразу на гауптвахту, казалось, ничего не замечал. Он сидел на ступеньках штаба, а точнее, на ступеньках развалин штаба и смотрел невидящим взглядом перед собой. Кто-то из офицеров обратился к нему с вопросом, но ответа не получил. Комендант превратился в статую. Теперь это был просто усталый пожилой человек с поникшими плечами.

Такую вот картину наблюдал Отто фон Камп, удобно расположившийся на заросшем густой травой пригорке. Он сидел, вытянув ноги и опершись спиной о ствол одинокой березы, половина верхушки которой была накрыта куполом его парашюта.

Во время ночного приземления он был полностью поглощен созерцанием боя и испытывал чувство нереальности происходящего. К действительности его вернула жесткая посадка на крону дерева. Ломая с треском ветки, летчик почти достиг земли, но тут раскрытый парашют зацепился за длинный березовый сук, стропы натянулись и спуск прекратился.

Так Отто и провисел метрах в трех от земли около получаса, дергая за стропы парашюта в разные стороны, чтобы освободить зацепившийся купол. Время от времени он, скорее для очистки совести, звал на помощь, испытывая стойкое ощущение, что это бесполезно. Затем Отто достал нож и не спеша по одной стал резать стропы. Перерезав последнюю, он камнем рухнул на землю, но успел напрячь мышцы и сгруппироваться, так что обошлось без травм.

И вот теперь он сидел на зеленой травке, блаженно курил и наблюдал за происходящим вокруг себя. Со стороны Берлина появилась вереница машин. Впереди ехали два мотоцикла с пулеметами, закрепленными на колясках. За ними, играя солнечными бликами на стеклах, двигались три черных легковушки. Следом, поднимая клубы пыли, шли крытые брезентом грузовики в количестве двадцати единиц.

– Берлинское начальство пожаловало, – самому себе сообщил Отто, – скоро начнется разбор полетов, полетят погоны, а то и чьи-то головы. Может, мне пора вернуться в расположение эскадрильи?

И замолчал, грустно усмехнувшись: до сегодняшнего утра он вслух, находясь в одиночестве, не разговаривал. Тем временем автоколонна, петляя между воронками, въехала на территорию аэродрома. Грузовики остановились, и из них стали выпрыгивать автоматчики в полевой форме войск СС.

– А вам, живодеры, что еще здесь надо? – прошептал с нескрываемой ненавистью Отто и сплюнул.

Он, как и большинство армейских офицеров, не любил и презирал эсэсовцев, «прославившихся» своей жестокостью в «сражениях» с безоружными мирными жителями, женщинами и детьми.

Подчиняясь командам офицеров, половина солдат оцепила территорию. Некоторые держали на поводках мощных овчарок, которые своим бешеным лаем сразу нарушили тишину августовского утра. Два взвода плотным кольцом окружили сбитый ночью неизвестный самолет, вернее – головную часть его фюзеляжа. Молодой высокий гауптштурмфюрер СС с усиками «а-ля фюрер» прохаживался возле него взад-вперед, гордо задрав вверх подбородок и бросая по сторонам надменные взгляды.

«Расфуфыренный индюк, – подумал Отто, – аж надулся от чувства собственной значимости. А меня рядышком в ста метрах и не заметил. А вдруг я злой вражеский диверсант или шпион с рацией? Может, встать в полный рост и помахать ему ручкой? А что – вид у меня вполне себе ничего, а сверху на дереве еще и парашют висит… Чем вы в СС думаете? Нагнали кучу солдат, а прочесать территорию до сих пор не удосужились. Вы же в Берлине не могли знать, что на самом деле здесь произошло: штаб разрушен, связи с ночи нет. В общем, идиоты». – Отто закончил свой беззвучный монолог и перевел взгляд левее.

Там, недалеко от разрушенных казарм, беседовали три офицера. Двое представляли Люфтваффе. Они четко и лаконично отвечали на вопросы майора Абвера. Невысокого роста, широкоплечий, он был на голову ниже каждого из своих собеседников. При этом казалось, что он смотрит на летчиков сверху вниз. Даже на расстоянии Отто физически ощущал излучаемые майором силу и уверенность.