ДМБ-2000 (66-ой - 1) - Макар Зольников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Щас баня, моемся быстро и получаем одежду на выходе!
— Почему ганцы? — поинтересовался Славка.
— Потому что мы ганцы, а они — спецы. Кто захочет надеть красную шапку, так ждите сержантов для спецвзвода, скоро приедут. Мыться, я сказал!
На фига нужна котельная, если из душевых леек текла ослепительно-обжигающая ледяная вода? Я не знаю. На следующем выезде в Ахтырку, уже слоном, там плескала только горячая. Кто знает, может баня являлась эдаким средством психологической обработки, чтоб жизнь медом не казалась?!
Степа, стоявший у входа, где суетились бойцы в убитом камуфляже, не скучал и одаривал нас воинской мудростью.
— Чо армянимся друг к другу? Моемся быстро, выходим, сушимся и одеваемся. Холодно? Поможет мамкиным пирожкам выйти, бойцы! Не подворотничок, родной, а подшива! Иглу с нитками не забыл забрать? Потерял? Потерял ты свою первую любовь, боец, а тут проебал! Размер какой? Ноги, блядь, не яиц же!
Про размер — это ко мне. Сорок вторые сапоги мне шваркнули, чуть не разбив лицо каблуками. Вместо легендарного ремня с бляхой — портупея из чего-то, напоминающего резину, камуфляж и… кепка-афганка. Весь уровень проклятия этих кепок, выделяющих нас отовсюду, мы поняли чуть позже.
— А теперь, уважаемые запахи, смотрим на меня и учимся мотать портянки!
Дальше… дальше был фокус, не хуже, чем у Копперфилда. Старший сержант Стешин демонстрировал его два раза и третий на бис, превращая свою конечность в аккуратно и туго спеленатую ногу, входившую в сапог идеально.
У нас смог сделать также только Старый. А первые мозоли мы натерли уже к вечеру.
Тараны с клеем
— Медведь? — Стёпа смотрел на весело улыбающегося мордвина и лошадино скалился в ответ. — Хорошо. Э, военные, все помылись?
Помылись все. Одежду нашу, собранную в мешки, уже куда-то утащили, вместе с найденными в ходе помывки сигаретами, нормальными блокнотами и ручками. Щелкать клювом в большей семье в шестьдесят шестом оперативном не было принято от слова совсем. Но мы тогда только привыкали.
— Строиться! — Стёпа, весь ненатурально-веселый и шарнирно-дёрганый, прошелся мимо нашего угрюмого молчаливого стада. — Чо, родные, погрустнели, к мамке хочется? Вы сначала пирожки ее все выкакайте, макаки! Строиться!
Ну, мы как бы строились. Стёпа смотрел, стоя как-то совершенно иначе, чем мы. Казалось бы — такой же камуфляж, разве что ношенный, такая же кепка, только у нас песочная, даже сапоги такие же. Ну, металл полосок на погонах-бегунках и что? А вот и то.
Стоял товарищ старший сержант так, что само собой становилось ясно: он военный, а мы не пойми, что, те самые запахи, а не духи. Даже старый ремень советского типа, с бляхой, блестящей почище кошачьих яиц, как-то очень нагло чуть провисший, доказывал нашу несостоятельность, несмотря на одинаковые новенькие портупеи, блестящие своими черно-искусственными телами.
— Че у вас тут? — поинтересовался незаметно подобравшийся военный, выглядящий самым настоящим военным с плакатов из военкоматов.
Ненужные, казалось, знания о звездах, полосках, их размерах и положении сами собой всплывали в голове. За спиной, незаметным шепотом, Олег, уже прозванный Старым, разъяснял звание старшего лейтенанта, смотрящего на нас, как на говно.
— Мыться закончили, товарищ старший лейтенант.
Даже говорил Степа не как мы сейчас. Говорил, как со своим, пусть и стоял перед красавцем лейтенантом в зеркально-начищенных, бриться можно, берцах в своих кирзачах, сдвинув на затылок кепку, неожиданно смотревшуюся против вертикально-отглаженной лейтенантской ровно пуховый бабушкин берет против берета Че Гевары.
— Веди есть, потом построение и будем знакомиться. Разрешаю выполнять.
— По двое за мной, шагом — марш! — сказал Степа и разве что не щелкнул кнутом, начав погонять свое стадо. — Не сбиваемся и идем вон туда!
«Туда» оказалась столовая, вытянутый стеклянный прямоугольник, одна из сторон буквы «п», прятавшей в себе кухню, хлеборезку, продсклад и оба пункта приема пищи, офицерку и солдатскую. Но это все узналось позже. А прямо тогда нас ждало самое настоящее открытие и, лучше бы, его в нашей жизни не случилось.
— Ты, ты, ты и Медведь! — Стёпа показал куда-то в глубь парящей странными запахами столовой. — Бегом туда, скажете вторая рота, третий взвод, берете по тарану и тараните сюда, ставите по два на стол. Потом возвращаетесь за чайниками и посудой. Наши — вон те два стола. Ты, ты и Сдобнов, вон туда, там берете хлеб и масло. Остальные — садитесь.
Мы сели, дожидаясь одних из самых незабываемых впечатлений в жизни. Хотя подозревать об этом только-только начинали. Из-за синих пластмассовых мисок, стоявших на столах и пахнущих так, что мамина кошка повесилась бы, положи ей кто такую рыбу.
Но тут первым вернулся злой Медведь, немедленно поднявший кого-то из своих и погнавший его получать чай. А сам, поставив большую чугунную кастрюлю на стол, явил нам истинное чудо.
Сечку.
— Если хоть один еблан додумается приклеить тарелку к столу снизу, — Стёпа покачивался на каблуках, — жрать на завтрак будете у меня траву, как кролики. Эй, длинный, взял черпак и раскладываем боевым товарищам полезную, богатую питательными веществами и витаминами кашу. Чего стоим, кого ждем?
Пытаться приклеить тарелку к столу не требовалось. Сечка, больше всего напоминая бурду, что дед варил свиньям из комбикорма с объедками, отлеплялась от черпака так же неохотно, как мы сами недавно шли в военкомат. Медленно, тягуче и с липким неприятным звуком.
— Кладем рыбу, не стесняемся и не воротим рожи. — Стёпа уже снова скалился, глядя на несчастье и трагедии, отражавшиеся на наших лицах. — Если что останется, то и обед будет как у кроликов!
На вкус сечка оказалась как… как сечка. А самое главное, ставшее мне понятным к концу первого армейского ужина, оказалось странным. Я неожиданно полюбил сливочное масло.
Вешайтесь, запахи!
— Вешайтесь, духи! — проорали из кузова 131-го у Сызранского сборного пункта.
В учебном центре 66-го бронекопытного полка оперативного назначения 2 ДОН внутренних войск СКО вешаться нам не приказывали. Да и духами мы не были, как объяснили сразу по прибытию. Добрая армейская традиция, озвученная в Сызрани, оказалась неправильной.
— Да кто вам что там сказать мог? — старший сержант Стёпа сплюнул. — Чуханы какие-то из стройбата или комендачи местные. Лохозавры, всю службу очки лезвием чистили, а тут решили из себя техасских рейнджеров изобразить… Митрофан, тело, тебя потащило, ты чего глазки закрыл?! Попутал что ли, запах?
Тело, обязательное растащенное или потерявшее маму, канолевый комок, он же — стекло, балабас, запахи, гасящиеся от службы или, верно, теряющие маму, дрочка