Обрыв - Ольга Дашкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Простите, Вера, не хотел вас напугать, – беру свое полотенце, накидываю ей на плечи.
– Это вы извините, за этот инцидент и мою реакцию, я пойду.
Она встает и, не оборачиваясь, уходит. Да, Воронцов, умеешь ты соблазнять женщин. Что-то с ней не так, то дерзкая и острая, то безумно сексуальная в своих ласках, то ранимая. Ее хочется жестко трахать и нежно целовать одновременно. Ты не глупый мужик, Воронцов, думай, а потом делай, но это правило совсем не работало сегодня. И оно совсем не работает рядом с Верой.
Сколько за свою жизнь я встречал женщин без фальши и притворства? Которым от тебя не было что-то нужно. Не припомню таких. Хотя сам считаю, товарно-рыночные отношения прочнее чувств и какой-то там любви. Я даю надежность, достаток, исполнение желаний, мне дают секс и верность, пожалуй, верность – самый важный пункт, не потерплю измен и обмана.
Сижу на том же диване в сауне, злюсь на самого себя. Чувствую, что-то не то с девочкой, строит из себя сучку, а сама словно беззащитный котенок. Беру телефон, нахожу контакт и жму вызов.
– Морозов! Если не сплю я, то не спишь и ты. К вечеру нарой мне всю информацию на Стрельникову, – услышав Морозовское «хорошо», сбрасываю.
Вера
Стоило ему заговорить о моих губах, и все полетело в пропасть. А ведь он меня волновал, его близость, его прикосновения, это движение, как он заправляет мне волосы. Такой взгляд, без похоти и голода, лучше бы он молчал.
Он горячий, он очень горячий, но рядом с ним успокоилось сердце. В глазах, таких черных, забота и тревога. Не стоило думать о нем и фантазировать, но даже в моих фантазиях больше чистоты, чем в прошлой жизни. Это прошлое не дает расслабиться.
Нет, я вовсе не считаю себя жертвой насилия, психологического, разве только. Мне так долго вбивали в голову, что я бесполезна и никчемна, что моя задача ублажать мужа, рожать детей и красиво стоять рядом, с закрытым ртом. Я так устала сопротивляться и биться о бетонную стену непонимания, что смирилась и просто молчала.
Почти два часа ночи, сна нет, за окном метель, ветер швыряет снег в стекло. Я ушла в такую же ночь, почти два года назад, нет, я не выбирала специально число, просто знала, время пришло. С погодой повезло, из-за метели не принимал аэропорт, я услышала случайно разговор охраны, еще днем. Самолеты разворачивали в соседнюю область, значит, Толя приедет не скоро, не помчится по трассе в ночь, заночует где-то там, с парой шлюх, под дозой алкоголя или еще чего.
Я не собирала вещи, даже обручальное кольцо так и осталось лежать в ванной, на полке. Взяла только то, что влезло в женскую сумку, смену белья, наличных денег и чужой паспорт. Было опасно брать много денег, но я понимала, что придется где-то жить, а за это надо платить.
Мой побег был не спонтанным решением, надо было сделать это еще раньше. Но тогда еще был жив дядя Геша, хоть я и пыталась донести до него всю утопию нашего с Анатолием брака. Но единственный мне близкий человек ничего не хотел слышать.
«Доченька, так будет лучше и хорошо для всех», – говорил он. Да, всем было лучше и хорошо, только не мне.
Охрана отвезла меня в торговый центр, там я была очень часто, изучая все камеры и выходы. Пройдя как можно незаметнее к одному из черных ходов, вывернула куртку на другую, более темную сторону, накинула капюшон, спрятав длинные темные волосы, я шагнула в темный переулок, навстречу колючему снегу и своей новой жизни.
Охрана хватится не скоро, часа через три, они знают мои привычки. Пары часов хватит на то, чтоб перевернуть весь торговый центр, еще час на изучение записей с камер. Звонить своему хозяину сразу не станут, бояться, будут бегать до утра, рыскать по городу, как шакалы. А за это время, мне нужно как можно дальше быть от них и от гнева их хозяина.
Стоя в туалете вокзала, с купленным билетом на имя Стрельниковой Веры Викторовны, я обрезала свои длинные волосы. Мне не было их жалко, как и жалко своей прошлой жизни. Обидно, да, но не жалко. Обида на саму себя, за то, что была безвольной куклой и позволяла слишком многое. За то, что была бесхребетной овцой, понимая, что так жить нельзя, но все равно жила. По щекам катились слезы, волосы падали в раковину, мне было хорошо.
Больно, но хорошо.
Под стук колес, в снежную ночь, поезд уносил меня в соседний крупный город. Смысла прятаться по маленьким пригородам не было, в крупном легче затеряться, есть дешевые хостелы и работа, не требующая документов. Паспорт есть и ладно.
Мне нравилось моё новое имя Вера, я теперь просто обязана верить в себя, в свои силы, верить в свое новое будущее, каким бы оно ни оказалось. Краем сознания я прекрасно понимала, что бегать, долго не получится. У Толи слишком мало терпения и слишком много злости. Изнасилует всю охрану, их-то мне не жалко, поставит раком полицию, а потом в ход пойдут излюбленные методы – бандитские связи.
Он может решить, что я не сбежала, а меня похитили, такое вполне возможно, если учесть тот факт, чьей законной женой я являюсь. Кто оказался таким дерзким и бессмертным, муж долго будет гадать.
Я ехала на север, Толя знал, как я не люблю холод и, скорее всего, поиски пойдут южнее. Город, что меня встретил первым на моем пути в новую жизнь, был довольно милым. Сменив куртку на пуховик и осветлив волосы в первом попавшемся салоне красоты, снова двинула на вокзал. Ехать надо дальше, так прошли три моих пересадки, и я, уставшая от дороги, решила, все, хватит.
Я пробыла в этом городе три месяца, устроиться в кафе официанткой не стоило большого труда. После рассказанной истории об украденных деньгах и почти всех документах, меня взяли. Так начался мой первый трудовой опыт в двадцать пять лет.
Не скажу, что было трудно, раздражало излишнее внимание клиентов и управляющего. Кафе было среднего уровня, менеджеры ближайших офисов звали на свидание, студенты просили телефончик. Я загружала себя работой, чтоб потом валится от усталости на кровать и просто спать без снов и страхов в съёмной гостинке.
Первый самый мерзкий момент был от управляющего, он-то придирался к работе, то грозил штрафами, то дарил цветы и звал в кино. Мои тактичные и вежливые отказы заводили его еще больше, дело дошло до попытки изнасилования в его кабинете.
Пухлые ладони скользили по бедрам, задирая юбку, весь вспотевший, мокрыми губами, целовал шею, прижимая меня к стене. Я как-то опешила первое мгновенье, напал ступор от мерзости происходящего, а потом я начала дико отбиваться и кричать, истерика накатила внезапно, меня всю трясло. Управляющий отшвырнул меня к двери, больно ударилась плечом, кое- как выбралась, не понимая, что со мной.
Меня трясло, сердце надрывалось в грудной клетке, не хватало воздуха. Кое-как придя в себя на кухне, выпив два стакана воды с накапанным любезной посудомойкой пустырником, я ушла домой, понимая, что сюда я больше не вернусь.
Спустя два дня, утренний рейс автобуса привез меня в другой город. Но таких моментов потом было много, меня напрягало излишнее внимание мужчин. Они были разные, кто-то предлагал секс и содержание, кто-то руку и сердце, меня это больше пугало, чем льстило. Я считала, что не имею право на нормальные отношения. Я и не знаю, какие они, нормальные.