Веди себя хорошо - Тэсс Даймонд

Пол почувствовал небольшое облегчение. Когда-нибудь Брэндон узнает правду. Но сейчас, по крайней мере, он не будет страдать и беспокоиться. Мама найдет способ все ему объяснить, когда посчитает нужным и когда представится подходящий момент.

– Я позвонила Хейли, и она уже едет к нам, чтобы их встретить, – добавила Грейс. – Отличная работа, Пол. Ты справился с ситуацией как настоящий профессионал.

– Мы едем в управление, – сообщил Пол.

– Все будет хорошо, – еще раз повторил он, обращаясь к Гарри, открыл заднюю дверцу своего кроссовера и снова запер после того, как Гарри оказался внутри.

Пол поехал в управление, где Гарри вскоре окажется в камере.

Он был искренен в своем обещании, – он приложит усилия, чтобы Гарри получил помощь, которая ему требуется. Но Пол также знал, что похищение ребенка – серьезное преступление и пройдет очень много времени перед тем, как Гарри с Брэндоном смогут снова встретиться. Если вообще когда-то встретятся.

Полу всегда было тяжело, когда плохой парень на самом деле оказывался не совсем плохим, когда он в некотором роде был еще и жертвой, жертвой жизненных обстоятельств, насилия или какой-то зависимости. Пол знал это все. Но легче не становилось.

Никогда.

– А-а, милашка Касс! – воскликнул Говард Уэллс, на его тонких губах промелькнула улыбка.

Эбби же содрогнулась – это была реакция на улыбку на его лице, и она ничего не могла с собой поделать. Это была не злобная улыбка – улыбка человека, получающего извращенное удовольствие.

Нет. Улыбка была душевной и ласковой, показывающей расположение и симпатию. Будто Уэллс был нормальным человеком, вспоминающим свою внучку.

Эбби сглотнула, внезапно у нее пересохло в горле. Она не хотела показывать ему слабость, а пересохшее горло или сорвавшийся голос, голос, прерывающийся от волнения, доставили бы ему невероятное удовольствие.

– Позвольте мне самому догадаться, – сказал Уэллс. – Вы готовите статью о последней жертве доктора Экс. И какой аспект дела вас больше всего интересует, Лоис Лейн[3]? Вы решили использовать какой-то новый подход? Вы должны придумать что-нибудь свеженькое.

– Давайте начнем с августа двухтысячного, – предложила Эбби, листая блокнот в поисках нужной страницы, где у нее была приведена хроника событий.

– Зачем нам начинать оттуда, ради всего святого? – воскликнул Уэллс. – Получается же целых три года до того момента, как я нашел милую малышку Кассандру и сделал ее своей.

«И ведь я даже не могу попытаться проткнуть этого гада ручкой, несмотря на то, как сильно мне этого хочется», – подумала Эбби и непроизвольно сжала эту самую ручку, о которой думала. Чудом было то, что охрана пропустила ее с ручкой, – она была готова прийти с планшетом для того, чтобы вносить в него ответы Уэллса. Но раз на Говарда надели смирительную рубашку, охрана, вероятно, посчитала, что ручка не представляет угрозы ни для чьей безопасности.

– Я хочу начать с августа двухтысячного, – Эбби говорила тоном воспитательницы детского сада – таким разговаривают с только что научившимися ходить малышами.

В глазах Говарда промелькнуло раздражение, и это доставило ей, пусть и небольшое, удовольствие. Хорошо. Ей удалось его зацепить. Он ее внимательно слушает.

– И что там было в августе двухтысячного? – спросил Уэллс. Его плечи заметно напряглись под грубой тканью смирительной рубашки.

– Вы в то время работали в Медворде, штат Орегон, судебно-медицинским экспертом. Так?

– Да.

– А за пять лет до этого, в девяносто пятом, вы уволились из госпиталя в Лос-Анджелесе, где возглавляли хирургическое отделение. Так? – спросила Эбби.

– Я вижу, что вы собрали всю информацию, которая вас интересовала, мисс Винтроп. Все правильно. И, как я понимаю, сейчас вся эта информация перед вами, в вашем блокноте, не так ли?

– Я всегда стараюсь проверять факты в первоисточнике, – заявила она, и хотя ей совершенно не хотелось улыбаться, она заставила себя это сделать уголками губ. Это была даже не улыбка, а намек на улыбку, и Эбби знала, что таким образом разозлит его. – Знаете, есть теория, что вы ушли из хирургии в судебную медицину потому, что таким образом пытались справиться со своим страстным желанием убивать.

Уэллс рассмеялся. Это был сухой смешок, демонстрирующий его самодовольство.

– А вы сами тоже так думаете? – поинтересовался он.

– Я не думаю, что вы когда-либо в своей жизни отказывали себе в удовлетворении желаний, – ответила Эбби. – Если вы к чему-то стремились, вы это получали. Я думаю, что вы любите власть в любой форме. Я думаю, что вы на самом деле любите резать людей, но предпочитаете милых маленьких брюнеток, и вы предпочитаете умерщвлять их собственными руками. Я думаю, что, вероятно, можно найти не одну дюжину пациенток, имевших проблемы с сердцем, которых вы лечили и которые соответствуют вашему любимому типу. И эти пациентки отправились с операционного стола не в палату, а в морг. И можно найти по крайней мере полудюжину мертвых девушек и мест, где они сейчас лежат, – тех, о которых вы не рассказали ФБР.

– Я вижу, что мы наконец говорим откровенно, – заметил Уэллс. – Мне нравится в вас эта черта, Эбигейл. Для вас это не просто очередная статья, правда? Вы сейчас не просто журналистка, проводящая расследование после получения заинтересовавшей вас информации. У вас навязчивая идея. И должен сказать, что это не является показателем душевного здоровья. Это ненормально! И я был прав: это личное дело для вас. Вы были знакомы с Кассандрой Мартин. – Он склонил голову набок и снова внимательно разглядывал посетительницу. Теперь у него была дополнительная информация. – Это означает, что вы живете в Кастелла-Рок или где-то поблизости. Я уже подумал, что уловил исходящий от вас запах амбара. Эх вы, сельские девчонки! – он покачал головой. – Такие упрямые, такие упертые! Вас нужно укрощать и приручать, как лошадей. А я никогда не видел смысла в том, чтобы тратить столько усилий. Я люблю мягких и податливых девочек. Со всеми моими девочками было легко справиться. Именно поэтому я и выбрал Касси.

Эбби заскрипела зубами, с силой сжимая челюсти, чтобы не бросить ему в лицо гневный ответ. А ей так хотелось! Ее трясло от того, что он называл ее подругу «Касси» – так ее не звал никто. И он говорил о ней так, будто был с ней знаком. Как будто бы он имел право придумывать ей прозвища или какую-то другую форму ее имени. Да будь он проклят! Он не имел права ни на что, связанное с Касс.

– А вы знаете, что именно привлекло меня в ней? Почему я выбрал ее? – Уэллс склонился вперед и говорил заговорщическим тоном. – Все дело в кудряшках. Как у фарфоровой куколки! Как только я увидел эти кудряшки, я сразу понял, что мои руки должны обязательно на них сомкнуться.