Снова влюбляюсь в тебя - Мелани Милберн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрэнки прочитала контракт, по‑прежнему не до конца понимая, почему Габриэль вызвался помочь ей. Но потом вспомнила, что он сказал по поводу скандала, в котором оказался замешан его отец, и позиции в совете директоров, которую он не хотел потерять. Успех считался очень важным в глазах мужчин, подобных Габриэлю. Вот почему последнего так задел отказ Фрэнки четыре года назад.
Габриэль никогда не бросал намеченной цели.
Он находил, создавал пути, чтобы достичь ее.
— Мне кажется, ты платишь слишком высокую цену за респектабельность, собираясь жениться на женщине, которую, по твоим словам, никогда не сможешь полюбить, — отодвинула контракт обратно на его сторону стола Фрэнки.
— Франческа, будет лучше, если наше соглашение останется чисто деловым. — Габриэль улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз. — Но даже если мы передумаем насчет исполнения супружеских обязанностей, я буду настаивать на использовании противозачаточных. Никаких исключений. Понятно?
— Полегче, — подняла руку Фрэнки. — Тебе не кажется, что ты слишком торопишься? Я пока еще не согласилась выйти за тебя, и…
— Дорогая, ты выйдешь за меня. Слишком многое поставлено на карту, чтобы не принять мое предложение.
Ужасно, но он говорил правду.
Фрэнки тяжело вздохнула, избегая его взгляда.
— Кажется, у меня нет выбора…
— Франческа, посмотри на меня, — подошел к ней Габриэль.
Она подняла глаза и увидела направленный на нее пристальный взгляд. Габриэль смотрел на нее какое‑то время, а потом коснулся ее лица и нежно провел пальцами по линии ее подбородка. Ее сердце ошалело, и она, затаив дыхание, уставилась на Салветти.
— Я помогаю тебе, — улыбнулся он, — а ты помогаешь мне. Вот и все. Я понятно выражаюсь?
Фрэнки отстранилась и демонстративно вытерла подбородок.
— У меня тоже есть правила. Ты не прикоснешься ко мне без моего разрешения.
— Звучит разумно, хотя на публике будет выглядеть странно, если я начну спрашивать разрешения, чтобы притронуться к тебе.
— Я говорила главным образом о тех случаях, когда мы будем оставаться наедине, — сердито буркнула она. — И наш брак будет фиктивным.
— Дорогая, ты абсолютно уверена? — блеснул глазами Габриэль, словно увидел в ее словах вызов, перед которым не мог устоять.
Фрэнки вела внутреннюю борьбу, отражавшуюся на ее миловидном личике. Она напоминала Габриэлю надменную принцессу, которую оскорбил простой конюх. Ей хотелось залепить ему пощечину, но мешало воспитание. Она сжимала и разжимала свои кулачки, и вся напряглась от переполнявших ее эмоций. Ему нравилось, что она вела себя так сдержанно, словно родилась в эпоху Регентства.
— Я просила не называть меня так. — Ее серо‑голубые глаза метали молнии, и Габриэль приходил в возбуждение, представляя, что они полыхают страстью, а не презрением.
— Люди посчитают естественным, если я буду говорить тебе нежности, когда мы поженимся, — возразил он и про себя улыбнулся, глядя на ее сердито поджатые губы. Он только и думал, как поцеловать эти пухлые, соблазнительные губки, изогнутые, словно лук купидона. Губы, созданные для страсти, для удовольствия. Губы, которые ему до смерти хотелось исследовать, подразнить и помучить.
Она считала, что он недостоин ее — что вполне понятно, учитывая его преступную семейку. Но, несмотря на то что четыре года назад отказалась идти с ним на свидание, теперь она не могла отвергнуть его предложение.
Габриэлю нравилось доказывать неправоту других. Это заполняло его внутреннюю пустоту. На протяжении многих лет он старался поступать так, чтобы избежать сравнений со своим отцом, и ему нравилось доказывать, что он не похож на своих родственников.
Габриэль всего добился сам и жил согласно собственным принципам, а не тем, которыми руководствовались члены его семьи. Женитьба на Франческе Манчини была его способом почтить память ее отца. Марко Манчини не стал обращать внимание на то, в какой семье вырос Габриэль, и дал ему шанс. Своевременный совет и подсказка Марко помогли Габриэлю расширить возможности карьерного роста, покупать и продавать недвижимость и в процессе сколотить приличное состояние. В прошлом году Марко пригласил его занять место в совете директоров компании. Одни только связи стоили миллиарды долларов. И Габриэль никогда не забудет риска, на который пошел Марко, поверив в молодого человека из семьи с дурной репутацией.
Он решил жениться на Фрэнки, потому что не собирался стоять в стороне и смотреть, как доброе имя ее отца втаптывают в грязь из‑за неудачно сложившихся обстоятельств в последние месяцы жизни старика Манчини.
Но им двигала не только признательность по отношению к покойному.
Габриэля тянуло к Фрэнки с тех самых пор, как она отвергла его, потому что в глубине души он знал, что она тоже хотела его, но отказывалась признавать это. Она представляла собой вызов, перед которым он не мог устоять. Габриэль не был эгоистом. Он ставил цели и делал все возможное в пределах разумного и не противоречащего моральным принципам, чтобы достичь их.
Даже если — а это большой вопрос — она не хотела, чтобы их брак был настоящим, он уже одержит победу, когда наденет ей кольцо на палец.
Убедить ее выйти за него замуж будет само по себе победой.
Фрэнки отвернулась от него, и ее непослушные кудрявые волосы темно‑каштанового цвета, собранные в хвостик, качнулись из стороны в сторону, словно даже они сердились на него. Она унаследовала от матери, англичанки‑аристократки, белоснежную кожу и серо‑голубые чарующие глаза, обрамленные густыми ресницами. Фрэнки обладала соблазнительной фигурой с изгибами во всех правильных местах, и Габриэль жаждал исследовать их в реальной жизни, а не только в мечтах.
— Боюсь, у нас нет времени, чтобы организовать свадебную церемонию в церкви.
Она развернулась и одарила его таким ледяным взглядом, что он чуть не поежился.
— Ты ошибаешься, если думаешь, что я стояла бы перед священником и повторяла слова клятвы, которую не собираюсь хранить.
— Люди отнесутся к этому с пониманием, ведь прошло всего несколько недель со смерти твоего отца. — Он замолчал, а потом добавил: — Могу только представить, как сильно ты скучаешь по нему.
Фрэнки отвела взгляд и поправила одну из книг на полке стоявшего рядом книжного шкафа.
— Иногда мне трудно смириться, что его больше нет… — Она снова посмотрела на Габриэля. — Когда я пришла сюда и услышала, что в доме кто‑то есть, я подумала, что это он. Что он не умер и мне просто привиделся кошмар. Если бы…
Габриэль знал, что такое горе. Его мать умерла, когда ему исполнилось девять, и прошло много лет, прежде чем он смирился со своей утратой.
На протяжении очень долгого времени он тайно хранил один из ее свитеров, чтобы вдыхать ее запах. Смерть матери сказалась не только на нем, но и на его младших братьях Риччи и Лоренцо, а больше всего на младшей сестре Карли, которой на то время исполнилось всего два года.