Резанов и Кончита. 35 лет ожидания - Татьяна Алексеева

Молодой всадник спешился и, наклонившись к барахтавшейся в снегу служанке, бережно подхватил ее под руки, помогая встать. Та тихо охнула и, как только вновь почувствовала под ногами твердую землю, смущенно отшатнулась назад, опустив голову.

– Не ушиблись? – деловито спросил ее молодой человек.

Девушка посмотрела на упавший поднос, к которому уже спешили другие слуги, потом на кочку, из-за которой она едва не обожглась чаем, и лишь после этого робко подняла глаза на своего спасителя. Остальные придворные за ее спиной, возившиеся с самоваром и уже готовившие новый поднос со стаканами и пирожными и подбиравшие улетевшую в сугроб посуду, негромко, но бурно обсуждали случившееся.

– Нет, господин Резанов, – покачала служанка головой и, снова засмущавшись, принялась стряхивать снег с полушубка и юбки.

– Господин Резанов, как всегда, оказался героем, – послышался из большой кареты приглушенный закрытыми дверцами низкий женский голос. Гомон слуг мгновенно стих, а девушка, ставшая причиной вызвавшего столько шума происшествия, окончательно перепугалась и еще ниже опустила голову. Молодой человек повернулся к карете и почтительно поклонился начавшим открываться дверям.

Из кареты выглянула полная дама лет сорока, закутанная в темную бобровую шубу и такую же пушистую шапку. Ее некрасивое, но выразительное лицо было спокойным – она уже выглянула в окно кареты и видела, что никто из участников этого маленького происшествия не пострадал.

– Государыня императрица хочет знать, не обжегся ли кто-нибудь чаем? – спросила она, тем не менее по очереди разглядывая обоих виновников переполоха.

– Не извольте беспокоиться, госпожа Анна Степановна! – заверил ее молодой человек. Девушка, все еще испуганная и смущенная, пробормотала что-то неразборчивое, старательно мотая головой. Анна Степановна смерила ее снисходительным взглядом, усмехнулась и вновь посмотрела на Резанова.

– Государыня приглашает вас в карету. Чтобы вы сами могли рассказать, как вам удался ваш очередной подвиг. А еще, – дама чуть повысила голос, – мы бы все-таки хотели чаю с пирожными!

Слуга, распоряжавшийся разливанием чая, уже подготовил новый поднос и лишь ждал удобного момента, чтобы отнести его в карету императрицы. Анна Степановна, заметив его краем глаза, быстро кивнула, продолжая, однако, смотреть на Резанова. Тот в ответ еще раз, теперь уже не так низко, поклонился:

– Сию минуту, госпожа!

Он поискал глазами свою лошадь, которая, оставшись без присмотра, уже подошла к корзинам со сладостями и несмело принюхивалась к одной из них, должно быть, рассчитывая, что кто-нибудь из суетящихся вокруг людей не откажет ей в скромном угощении. Подхватив болтающуюся уздечку, Резанов повел лошадь к другим коням уже спешившихся охранников. По дороге он незаметно сунул руку в прикрепленную к седлу небольшую сумку, достал оттуда кусок сладкой булки и сунул его лошади под нос. Та наградила его благодарным взглядом и в один миг сжевала предложенное лакомство.

Молодой человек привязал лошадь к одному из экипажей, следовавших за императорским, и вернулся к роскошной карете, из которой по-прежнему выглядывала Анна Степановна Протасова, самая верная и любимая фрейлина царицы Екатерины Второй.

– Государыня вас ждет, – сказала она Резанову, отступая в глубь кареты, и он поднялся по искусно сделанным откидным ступенькам в передвижные царские «покои».

О том, что внутри карета выглядит как самый настоящий жилой дом с таким высоким потолком, что в ней можно свободно выпрямиться в полный рост, он слышал еще в самом начале путешествия, но убедиться в этом лично ему еще ни разу не удавалось. Теперь же он собственными глазами увидел, что фрейлины и другие приближенные императрицы, удостоившиеся чести проехать вместе с ней часть пути, нисколько не преувеличивали. Потолок кареты действительно позволял Резанову, несмотря на его богатырский рост, стоять совершенно свободно, не рискуя удариться о него макушкой. Впрочем, первым делом молодой гвардеец не забыл поклониться закутанной в меха хозяйке чудо-дома на полозьях и лишь после этого позволил себе украдкой оглядеть внутреннюю обстановку этого жилища.

Екатерина любила роскошь и комфорт и не смогла расстаться с ними даже в этом самом длительном в ее жизни путешествии. Поэтому в первый момент Резанову показалось, что он снова оказался в Петербурге, в одном из залов Зимнего дворца, каким-то неведомым образом уменьшившимся в десятки раз. Пол кареты устилал толстый ворсистый ковер с яркими, хотя и немного затоптанными узорами, стены были обиты блестящей светло-кремовой тканью, а сиденья вдоль этих стен, больше похожие на миниатюрные диванчики, покрыты пушистыми меховыми шкурами. Сидевшие на них императрица и несколько фрейлин тоже кутались в длинные меховые шубы: в карете было не намного теплее, чем на улице, а теперь еще и Протасова с Резановым напустили внутрь морозного воздуха.

– Присаживайтесь, Николай Петрович, – Екатерина указала гостю на одно из свободных мест. Очередной поклон – и Резанов уселся на приятно спружинивший под ним мех. На маленьком круглом столике, прибитом к полу кареты, стояли стаканы с чаем, на сиденье между двумя фрейлинам находилась корзинка со сладостями. Повинуясь взгляду императрицы, Николай взял один из стаканов и осторожно пригубил горячую жидкость. Приятное тепло тут же разлилось по всему его телу, и он только теперь понял, насколько сильно замерз, пока скакал по степи рядом с экипажами. Захотелось расслабиться, откинуться на мягкую меховую спинку, закрыть глаза и медленно отогреваться. Но увы, именно этого он в присутствии императрицы и ее ближайшего окружения позволить себе никак не мог.

– Согревайтесь, Николай Петрович, и отдыхайте, – сказала Екатерина все так же спокойно и как будто бы безразлично, но глаза ее стали приветливыми и веселыми.

– Да, отдохните как следует перед тем, чтобы снова кого-нибудь спасать! – кокетливо улыбнулась ему одна из сидевших в углу молоденьких придворных дам. Остальные фрейлины сдержанно заулыбались.

– Ну-ну, не смущайте нашего гостя! – шутливо погрозила им пальцем в расшитой перчатке императрица. – Он и так в нашем обществе неловко себя чувствует!

Однако дамы, вместо того чтобы пощадить гвардейца, лишь еще больше заулыбались и принялись бомбардировать его лукавыми взглядами. Резанов, мысленно проклиная императорское гостеприимство, неуклюжую служанку и заодно весь белый свет, опустил глаза и сделал еще один глоток чаю.

– Жаль, что я не видела, как вы прыгали с лошади и бежали к этой бедной барышне, – делая вид, что не замечает кокетства своих спутниц, заговорила Екатерина. – Выглянула в окно, только когда вы уже отбрасывали от нее поднос. Вы ведь успели в самый последний момент, еще немного, и она бы его сама на себя опрокинула?

– Мне просто повезло, ваше величество, я уже совсем близко был, – не поднимая глаз, ответил Николай.

– А по-моему, вы скромничаете, – голос царицы неуловимо изменился, зазвучал чуть-чуть хитрее и насмешливее. Простой человек или даже не приближенный к императорскому двору аристократ не заметил бы этой перемены, но собравшиеся в карете женщины очень хорошо знали Екатерину и мгновенно улавливали любой новый оттенок ее речи. Не укрылась эта легкая хитринка и от Резанова, который хоть и недолго служил императрице, но быстро осваивал тонкую и трудную науку царедворца. «Неужели в тех глупых сплетнях о том, что я нравлюсь царице, была доля правды?! – ужаснулся он про себя. – И что мне делать, если это так?!» Слухи, бродившие среди путешественников вскоре после выезда императорского поезда из столицы и гласившие, что Екатерина Вторая «питает к молодому Резанову заметное расположение», он долгое время считал ложью, распускаемой кем-то из его завистников. Но теперь приглашение в императорскую карету и недвусмысленное восхищение его совершенно нормальным для любого уважающего себя мужчины поступком навели молодого человека на мысль, что дело обстоит еще хуже: слухи могут быть и правдивыми.