Диана де Пуатье - Филипп Эрланже

Прошло время… Дом Бурбонов находился на пике своего могущества. Жан де Пуатье, отныне граф де Сен-Валье, стал близким другом и сотрапезником Монпансье. В 1512 году его назначили лейтенантом провинции Дофине, в 1513 — Великим Сенешалем Прованса.

В то же время «в сердцах дам разрасталась неприязнь». Королева продолжала надеяться на появление дофина и беспрестанно откладывала свадьбу своей дочери Клод. Наконец, сама природа, отказавшись далее подчиняться этому непреклонному сердцу, пришла на помощь Луизе. Для тридцатисемилетней бретонки, изможденной огромным количеством неудачных беременностей, ее собственная неудача оказалась смертельной. Она поняла, что проиграла и перед самой встречей с Всевышним приняла решение. Ошеломленную Луизу Савойскую привезли к королеве, которая передала ей право управления всеми своими владениями и опеку над дочерьми. Посчитав это наказанием свыше, отныне Анна могла думать только о своем здоровье. Девятого января 1514 года она скончалась.

Теперь исчезли все преграды для бракосочетания болезненной маленькой Клод и могучего красавца, Франциска Ангулемского. Свадьба была мрачной. Людовик XII исключил какие бы то ни было веселье или пышность; новобрачные были одеты в черное. Также и Луиза не испытывала сладостного чувства победы. Слишком рано!

Ставший вдовцом, король пришел в отчаяние, но он отнюдь не желал смириться с отсутствием сына. И женился вновь! Изнуренный пятидесятидвухлетний старик, он взял себе в жены молоденькую, пылкую, блистательную Марию Тюдор, сестру короля Англии Генриха VIII.

Здесь-то и развернулась одна из самых удивительных трагикомедий в истории. Новоиспеченная королева торопилась произвести на свет дофина, который в скором времени принесет ей регентство и королевство. И, абсолютно не надеясь на своего супруга, она попыталась соблазнить не кого иного, как… Франциска Ангулемского! Было бы действительно забавно, если бы принц стал отцом ребенка, который в будущем лишил бы его наследства!

Пылкий подросток не смог устоять перед чарами сирены. Господин де Гриньо, придворный королевы, сначала предостерегал Франциска, затем донес тревожные вести до госпожи Ангулемской. Разгневанная мать устроила безрассудному юнцу безобразную сцену, не опасаясь вспышки ревности Людовика XII. Престарелый же король, в свою очередь, призвал на помощь великую и ужасную Анну Французскую, поручив ей следить за добродетелью своей жены. В то же время он старательно начал делать все, чтобы нравиться. Забыв о предписаниях врачей, он против обыкновения стал устраивать праздники и развлекаться, не щадя себя, ночи напролет. Всего шесть недель в таком режиме убили его. Первого января 1515 года герольды провозгласили:

Мария отважилась заявить о своей беременности. Но она забыла о госпоже Ангулемской, которая «просветила ее и пригласила к ней врачей и акушерок». Обнаружился ее бессовестный обман. Согласно свидетельству Брантома, всегда готового преувеличивать, были даже обнаружены тряпки, которыми «она набивала свою одежду», чтобы увеличить свой живот. Ничего не оставалось, кроме как выслать ее, усыпанную золотом, в Англию. Граф Ангулемский стал Франциском I, а Луиза Савойская — новой правительницей королевства.

* * *

В тот день, когда Франциск I в первый раз проехал по Парижу верхом, его рост, его значительный вид, его веселое, как у фавна, лицо покорили народ так же, как они, скорее всего, покорят последующие поколения. «У него, — писал тридцать лет спустя венецианский посол Кавалли, — абсолютно королевская внешность, то есть иностранец, никогда раньше не видевший ни его лица, ни его портрета, посмотрев на него, тотчас сказал бы: "Это — король"». Все его движения полны такого благородства и величия, что ни один принц не смог бы с ним сравниться… Он очень любит изысканные костюмы, обшитые галуном, разукрашенные, покрытые драгоценными камнями и орнаментами». В заключение посол выразился так: «Можно сказать, что его мудрость скорее на его губах, чем в его облике».

Но, судя по приведенному выше отрывку, хотя метод наблюдения венецианских дипломатов мог сравниться с методом настоящих секретных агентов, Кавалли донес неточные сведения до Светлейшей Республики. Франциску нравилось производить впечатление легкомысленного человека, но за этой маской скрывались проницательность и хитрость.

Казалось, что с его приходом Франция моментально помолодела. Молодые люди блистали при дворе, где самой Вдовствующей Наставнице, Луизе Савойской, не было еще тридцати семи лет. Королю было двадцать, королеве пятнадцать, сестре короля, «Маргарите Маргарит», двадцать два, Карлу Бурбонскому (которого больше не называли Монпансье) двадцать пять.

Действительно ли Луиза любила этого соблазнителя, проявившего себя во время битвы при Аньяделе хорошим военачальником? «Ни одна гипотеза не может быть ни отвергнута, ни признана», отвечает последний биограф принцессы.19 Франциск не принимал никаких решений, не спросив совета у матери,20 и в числе первых дел он назначил на пост коннетабля этого и без того чрезвычайно владетельного принца, то есть доверил ему главную государственную должность в королевстве. В любом случае, приятно было сознавать, что бесконечные распри сменились семейной гармонией.

Людовик XII и Анна Бретонская были суровы, добродетельны и скупы. Их мрачные тени в одно мгновение рассеялись под дуновением радости, праздника, любви. На смену зажиточным буржуа пришли блистательные сеньоры, в руках которых золото не задерживалось надолго.

До сих пор знать, прочно прикрепленная к своим землям, собиралась при дворе суверена только на торжественные мероприятия. На этот раз многие дворяне из окружения нового короля решили придерживаться его порядков и получить свою долю удовольствий.

Кому не известны два знаменитых изречения Франциска I?

Двойные почести, возданные таким образом красоте, явили свету двор Валуа, который, впрочем, ни в коей мере не может сравниться с двором Короля-Солнце.

Диана де Пуатье входила в число тех «роз», которые стали украшением этого двора. Ей было пятнадцать лет, значит, она готовилась к выполнению своих женских обязанностей. Люди XVI века слишком любили жизнь, чтобы хотя бы одно мгновение лишиться возможности наслаждаться ею. Они кидались в нее, как в омут, невзирая на возможность быстро обжечься и потерять ее раньше срока. Но даже и речи не могло быть о том, чтобы девица оказала хотя бы малейшее влияние на свою дальнейшую судьбу. Диана полностью зависела от своего отца, а тот — от своего августейшего господина.