Монфорте. Любовь моя - Энтони Капелла

– Что ж, неплохо, – ответила Франческа. – По-моему, наличие опыта всегда переоценивают. Итак, вы могли бы приступить к работе уже сегодня, во второй половине дня?

– Думаю, да.

– Тогда приходите около трех. – Только я развернулась и направилась к двери, как она добавила: – Кстати, для персонала предусмотрена скидка. Пятьдесят процентов. Так что теперь вы сможете позволить себе те панталоны. Купите с первой же зарплаты».

Полагаю, говорила она не всерьез, но я не была вполне уверена.

* * *

Мама хорошо отреагировала на новость о работе, ей нравилась мысль, что в семье появится еще один источник дохода. Гораздо больше я переживала из-за реакции бабушки. Но, к моему удивлению, ее это нисколько не расстроило. И только когда она стала забрасывать меня ценными указаниями – «Теперь сможешь узнать, действительно ли они женаты. И кто покупает все эти вещи. И вообще, я не очень понимаю, откуда у них деньги, не говоря уже о том, как они могут позволить себе помощницу», – я поняла, она и мысли не допускала о том, что в данной ситуации я являюсь перебежчиком: скорее полагала, что Франческа допустила тактическую ошибку, впустив одного из своих недругов, местного жителя, в свой лагерь.

* * *

Вообще-то, я уверена, что, предлагая мне работу, Франческа действовала с некоторым расчетом. Позже у меня даже закрались подозрения, что, если оформление витрины зачастую предназначалось какому-то конкретному человеку, то и ту карточку разместили в окне специально для меня, а потом быстро убрали, стоило мне ее заметить.

Когда в тот день я вернулась в магазин в условленное время, Франческа мне все показала, и я наконец разрешила загадку, откуда на все это взялись деньги. В мастерской наверху, выходящей окнами на север, за швейной машинкой сидел Стефано: спустив очки на самый кончик носа, он вышивал малюсенькой иголкой изящнейший бюстгальтер. Франческа объяснила, что он претворял в жизнь один из ее эскизов. Она показала мне их – такие красивые, с летящими формами, на удивление импрессионистские.

Это создаваемое вручную белье, сказала она, продавалось в домах Высокой моды Милана или же отшивалось на заказ для индивидуальных клиентов. Каждая модель стоила куда больше, чем иное незамысловатое платье; и даже мне было понятно, что это было не повседневное белье.

Франческа показала мне свою последнюю модель, нечто совершенно изумительное: две шелковые чашечки, украшенные кружевом из крошечных цветов и мелким жемчугом; строчки были сделаны так искусно, что их почти не было заметно. Я взяла бюстгальтер в руки, кончиками пальцев ощущая, насколько безупречно выполнена работа.

– Скажите, почему вы открыли ваш магазин здесь? Почему в Монфорте? – задала я глупый вопрос.

Стефано по-доброму рассмеялся, даже не подняв головы.

– Мы могли бы доставлять наш товар по почте из любой точки земного шара, – ответила Франческа. – Но так мы ближе к Милану, нам проще устраивать встречи. Раньше наш магазин находился в Неаполе, но… – она пожала плечами.

– На юге плохо, – подхватил Стефано. – Слишком жарко и слишком грязно. Там никто не утруждает себя вообще носить белье. – На миг я решила, что он говорит серьезно, но потом он хитро улыбнулся: – Семья Франчески из этих краев, да и мне не хотелось оставаться в Неаполе. Здесь более цивилизованная жизнь.

Прекрасно понимая, что все это и так не моего ума дело, я не решилась спросить, женаты ли они, но мне казалось, что это так. Если закрыть глаза на некоторую изнеженность Стефано, эта вкрадчивая, дразнящая близость не могла быть ничем иным, как любовью.

* * *

Так и началось мое обучение в Gavuzzo & Morelli, самой маленькой империи нижнего белья в Пьемонте. Работа была несложной: покупатели приходили очень редко, во всяком случае, если сравнивать с аптекой; там потоку старичков, потерявших кусачки для ногтей, или молодых мамочек, пришедших за укропной водой для малышей не было конца. Для Франчески же и Стефано торговля была лишь частью основного дела; так как они усердно работали над созданием моделей по собственным эскизам для показа в Милане, в мои обязанности входило общение с клиентами, которые не требовали личного внимания мэтров. Однако это только в теории. На практике же, едва заслышав дверной звонок, Франческа тут же спускалась. А потом, бросив на клиента один-единственный взгляд и сделав выводы, она удалялась в подсобное помещение и возвращалась через минуту с нужной моделью.

Как я поняла позже, не обходилось и без проблем: то, что Франческе казалось идеальным для клиента, не всегда было то, что он или она искала. Кроме того, человека могла смутить цена. Модели, выполненные по эскизам Франчески, продавались за сотни тысячи лир, потому ей казалось, что белье прет-а-порте, получаемое ею для продажи, стоило совершенно смешных денег. Как-то раз в магазин заглянула местная сотрудница полиции, одна из двух блюстителей порядка в нашем городе; одета она была в неуклюжую униформу, предполагавшую грубый пояс для рации и кобуру – из-за них ее полные бедра казались еще больше. Когда Франческа ее увидела, ей не пришло в голову ничего лучше, как предложить посетительнице бюстье La Perla Black Label. Попытка оказалась неудачной: оно стоило больше, чем женщина зарабатывала в месяц. В конце концов, посетительница отдала предпочтение более дешевой модели – «красному комплекту из хлопка с кружевом, который Франческа сочла бы аляповатым. Наверное, выйдя из магазина, женщина села в свой маленький бело-голубой «Фиат» и стала представлять, как, должно быть, приятно ощущать хлопок на коже. А может, размышляла о том, каково это – идти по столовой в своем полицейском участке, зная, что там, под униформой, куда не могут проникнуть все эти оценивающие мужские взгляды, она совсем другая, женственная. И поэтому я прекрасно понимала, почему дешевый кружевной комплект был лучше, чем ничего.

Иногда в магазин заходили жены фермеров, которых было легко распознать по дешевому пуловеру и огрубевшим рукам. Однажды Франческа предложила какой-то фермерше очень откровенную атласную сорочку с присборенным верхом. Женщина в замешательстве пыталась сопоставить заоблачную цену, указанную на бирке, с крошечным куском ткани, которую, по ее мнению, и бельем-то назвать было нельзя. Франческа редко когда пускалась в объяснения своего выбора или пыталась склонить посетителя к покупке. Она просто знала, что ее мнение профессионально и непререкаемо; поэтому, высказав его, она предоставляла клиенту возможность либо принимать его, либо нет.

Не то чтобы ей было все равно – в случае, если ее предложение отклоняли, она просто уносила товар на склад, поджав губы, и, как мне порой казалось, с почти различимым раздраженным фырканьем.

Она предпочитала клиентов мужского пола, потому что они почти всегда прислушивались к ее советам. Молодые мужья, немного смущавшиеся уже от того, что пришли сюда, обычно сразу же устремлялись к самым откровенным моделям: бюстье с пикантным вырезом, изысканным кружевным лифам или черным панталонам, тонким почти до прозрачности. Франческа умело подталкивала их к покупке белья, за которое девушки были бы им несказанно благодарны: комбинаций из белого, приятного на ощупь хлопка, роскошного белья для сна, прелестных пижам с мелким нежным рисунком. Однажды она достала изумительного вида бюстгальтер, расстегивавшийся спереди специально для кормления грудью, хотя клиент не просил ни о чем таком.