Монфорте. Любовь моя - Энтони Капелла

Я пошла и примерила один из бюстгальтеров. В кабинке висело красивое позолоченное резное зеркало, стоявшее на полу и закрывавшее собой полностью одну из стен в этом крошечном пространстве. Магазин был настолько мал, что я могла уловить шелест переворачиваемых Франческой страниц.

Как я и ожидала, бюстгальтер оказался не того размера. «Слишком маленький», – крикнула я.

Шторка тут же отодвинулась – Франческа окинула меня критическим взглядом:

– Нет, не маленький. Просто вы привыкли носить размер, который вам велик. – Она потянула за лямочку, чтобы посмотреть, сколько еще оставалось места. – Видите, какая образуется округлость?

Глядя на себя в зеркало, я и правда увидела, что, хотя бюстгальтер и доставлял мне с непривычки некоторый дискомфорт, будучи затянутой сильнее, моя грудь выглядела полнее, и эта полнота придавала моему силуэту большую соблазнительность.

– Носите с ним обтягивающий пуловер, – порекомендовала Франческа. – И забудьте о тех мешковатых свитерах, в которых обычно красуетесь, парни вам проходу давать не будут. – Она многозначительно подняла идеально выщипанную бровь. – Если вы конечно готовы к тому, чтобы они не давали вам проходу.

Не зная, что на это ответить, я пожала плечами.

– Шесть тысяч лир, – сказала Франческа решительно, хотя я даже не спрашивала о цене. – Это за бюст. А панталоны – четыре тысячи.

Десять тысяч лир! Да я никогда в жизни столько не тратила на одежду, не говоря уже о белье, которое никто, кроме меня, никогда и не увидит.

Франческа вздохнула.

– Посмотрите сами, – сказала она, поворачивая меня за плечи к зеркалу. Какое-то время мы обе смотрели на мое отражение. Вы красавица, – добавила она. – Хотя думаю, вы и сами это знаете.

Никто и никогда не говорил мне, что я красива, – точнее, ни одна женщина; а что говорили мужчины, было не в счет. Я покачала головой.

– Извините, – сказала я с тоской в голосе. – Но это слишком дорого.

– Значит, вам придется вернуться, когда сможете себе позволить эту вещь, – ответила она и склонилась над своей газетой. Не могу сказать точно, обиделась она или просто потеряла к происходящему интерес, поняв, что я не собираюсь тратить деньги. Я опустила шторку и расстегнула бюстгальтер. Освободившись от всех этих стягивающих застежек, я почувствовала себя гораздо комфортнее. И мне сразу стало очевидно, что обретенный силуэт исчез, что я упустила мимолетное обещание, подаренное мне моим новым внешним видом, снова утратив женственность форм. А еще я поняла, что каким-то загадочным образом я провалила тест: отказавшись покупать белье по грабительской цене, предложенной Франческой, я ее разочаровала.

Когда я убирала белье на место, она заметила тоном, не терпящим возражений:

– Возможно, вы думаете: какая досада, что девушки вообще должны носить бюстгальтеры! Но если уж их носить, то выглядеть надо на все сто.

На замечания такого рода просто невозможно придумать достойный ответ.

* * *

Когда я в следующий раз проходила мимо магазина, оформление витрины снова изменилось. Антикварные книги исчезли, и теперь на их месте лежали старинные часы, а центральное место занимала изысканная черная шелковая баска, почти готическая в своей экстравагантности. Мне подумалось, что эта композиция предназначалась даме намного старше меня, если только не являла собой ироничный постскриптум к моему неудачному визиту в Gavuzzo &Morelli.

После этой истории я снова уехала в университет и совершенно перестала думать о Монфорте, захваченная вихрем студенческой жизни и учебы. И только когда я вернулась домой на пасхальные каникулы, я вспомнила про постоянно меняющееся оформление витрины и при случае постаралась взглянуть на нее.

То, что я увидела, вызвало у меня настоящий шок. Густой черной, как деготь, краской кто-то написал гигантскими, во всю высоту стекла буквами: Questore troppo! – ДОВОЛЬНО!

Я перешла дорогу, чтобы посмотреть поближе, что могло спровоцировать такую реакцию. В витрине был выставлен женский торс без рук – классическая статуя, только выполненная из плексигласа. Всего лишь образ, не больше, чем намек, – но, видимо, слишком явный намек на чувственное, плотское.

На шею фигуры Франческа повесила ожерелье, словно сплетенное из цветов вишни. Что до белья, которое демонстрировала пластиковая Венера, то это был даже не традиционный комплект белья, это был яркожелтый бикини, с плавками, небрежно завязанными на бедрах. Композицию завершали куриные яйца, расписанные в причудливой манере и покрытые позолотой, как яйца Фаберже.

Темой экспозиции была, очевидно, Пасха, но языческая, триумф плодородия, солнца и секса. Эффект получился мощным, – учитывая тот факт, что маленькие городки типа Монфорте в те времена отличались пуританскими традициями. Но все равно меня поразило, насколько бурной была реакция; по мне, так витрина выглядела не намного более вызывающей, чем картинки в журналах вроде Oggi или Vogue.

Я увидела, как Франческа вышла из магазина с тряпкой, смоченной керосином и, не говоря ни слова, начала остервенело оттирать стекло, оставляя на нем черные разводы.

– Как же глупы люди, – неловко произнесла я. – Наверное, соседские мальчишки нашалили.

– Это сделали не дети, – процедила она. Я не нашлась, что на это ответить.

* * *

Как выяснилось, подобные выходки имели место и раньше.

Мама подтвердила, что витрину расписывали гадостями уже не в первый раз. На следующий день все повторилось.

Battona! – написал кто-то на стекле той же самой черной краской. «Шлюха!» Оставалось только надеяться, что это относилось к пластиковой Венере, которая была одета в низко сидящий бикини с завязочками, а не к самой Франческе, – но утверждать я бы не взялась.

Когда я в следующий раз проходила мимо, Франческа снова оттирала стекло. Я стояла на противоположной стороне дороги, но даже оттуда мне было видно, как она следила за мной в отражении. Мне бы не хотелось, чтобы она думала, будто все тут настроены против нее, поэтому я крикнула: Buongiorno!

Даже не поворачиваясь в мою сторону, она подняла руку в знак приветствия.

В течение последующих нескольких дней все было тихо. Только сейчас я понимаю, что тогда я ждала какого-нибудь развития событий – например, что Франческа ответит своим обвинителям, выбрав в качестве площадки для возможного диалога свою витрину. Однако она хранила молчание. Оформление витрины оставалось прежним: яйца, цветочное ожерелье. Единственное, что изменилось, это спустя три или четыре дня в углу витрины появилась неброская белая табличка, гласившая: «Требуется ассистент».

* * *

– У вас есть опыт работы?

– Я работала кассиром в аптеке. И обслуживала клиентов. – Конечно, никакого опыта работы в магазине женского белья у меня не было, хотела сказать я, – просто потому, что в нашем городке не было такого магазина.