Возлюбленная тьмы - Ксения Изотова

Афаль очаровал меня за считанные минуты. Этот город был не похож ни на один другой, как жемчужина на берегу не похожа на песок и гальку. Инара, одна из самых крупных рек Таринны, протекала через центр, направляясь в бухту Афаль. Здесь она делилась на многочисленные рукава, образуя дельту. Некоторые рукава, самые мелкие и непривлекательные, в давние времена загнали под землю, и лишь в некоторых местах они вырывались из-под мраморной мостовой, разливаясь небольшими прудами. Остальные же ручьи и речки вольно текли по улицам, украшая собой городской пейзаж. Берега были обсажены деревьями, кустарниками и цветущими травами, многочисленные ажурные мостики помогали горожанам переходить водные потоки там, где им заблагорассудится. На фасадах домов, выходящих на улицы, в изобилии висели кадки с неизвестными мне цветами и яркие стяги. Где-то они символизировали аристократическую семью, проживающую в доме, а где-то служили просто приятными глазу деталями. И магия, повсюду была магия! Она вырывалась, как брызги фонтанов, во множестве рассыпанным по улицам и площадям города. Она сверкала, как алмазы и рубины в лавочках ювелиров, пела, как диковинные птицы на крышах домов. Когда наступил вечер, повсюду зажглись магические светильники, оформленные в виде фонарей на высоких столбах, сплошь покрытых затейливой ковкой. В торговых кварталах часто встречались лавочки для магов — студентов и преподавателей Академии и просто случайных приезжих. На лотках прямо посреди улиц продавали безобидные зелья для выведения бородавок и повышения густоты шевелюры, а в переулках из-под полы уже и вовсе не такие безобидные яды и приворотные зелья. Наконец, я решила, что пора бы уже и перекусить. К тому времени мы с Демоном как раз оказались в квартале, в котором судя по всему проживали преимущественно ремесленники — ювелиры, ткачи, кузнецы и другие труженики щипцов и молота. Увидев невдалеке полуподвальчик с таверной, я спешилась и поставила Демона около коновязи. Поскольку ни уздечек, ни недоуздков конь практически не признавал, привязать его я не могла технически, так что пришлось положиться на силу убеждения.

— Стой здесь, — обратилась я к вредному животному. — Стой здесь, и сделай вид, что ты привязан, иначе нас с тобой отсюда выгонят. А ты ведь этого не хочешь, правда?

Конь пофыркал, но всё же согласился вести себя прилично. Не то, чтобы я ему поверила, но надо же надеяться на лучшее.

Внутри таверны никакие заклинания не действовали, но толстые каменные стены и холодный земляной пол спасали от жары. Народу было довольно много, наверное люди как раз пришли поужинать после рабочего дня. Я выбрала себе свободное место за столом у окна и довольно плюхнулась на него, вытянув ноги. Сидящий напротив широкоплечий мужчина хмыкнул, но возмущаться не стал. Из маленького окошка под самым потолком падал рассеянный свет фонарей. В таверне царил приятный полумрак, настраивающий на меланхоличный лад. Заказав подбежавшей официантке жаркое с грибами, хлеб и эль, я откинулась на спинку грубой деревянной скамейки и принялась осматривать публику. Вот несколько мужчин, судя по свежим ожогам и подпалинам на одежде, кузнецы, о чём-то оживлённо спорят, размахивая руками. Один из них в пылу разговора так увлёкся, что заехал тяжеленным кулаком прямо по лбу сидящего рядом невысокого парня лет двадцати пяти, с рыжеватой пышной бородой. Парень, разумеется, терпеть такое обращение не стал. Вскочив прямо на стол (благо его дубовая столешница без проблем выдержала такие эскапады) он во всех подробностях изложил кузнецу, кем была его мать и в каких нетрадиционных условиях он был зачат. Особенно часто в его речи почему-то упоминалась кобыла — не то хромая, не то жерёбая, я не разобрала. Однако лицо обидчика налилось густой краской и он, также вскочив, порекомендовал зарвавшемуся юнцу отправляться куда подальше, а не то… Тут до меня неожиданно дошло, почему лицо рыжего кажется мне таким своеобразным. Да у него же наверняка были гномы в роду, и не так уж давно. Как бы в подтверждение моих мыслей, в противоположном углу таверны из-за стола поднялось несколько представителей славного горного народа и, зловеще поигрывая пивными кружками в мускулистых руках, направились к четвёрке кузнецов. Те заозирались, но решили принять бой, несмотря на явное неравенство сил. Вскоре вся таверна превратилась в поле боя, кипящее и шумное, как птичий базар. Невольно в драку оказались втянуты все — один случайно (а может, и не совсем случайно) подставил кому-то подножку, другой разбил кружку с элем об чью-то крепкую голову. Я задумчиво почесала голову, решая, чью сторону принять, а затем решительно метнула валяющуюся рядом со мной ложку прямо в лоб одному из гномов. Тот зашатался и зарыскал глазами в поисках нежданного обидчика. Я сделала невинный вид, да и тот факт, что я девушка, видимо сыграл в мою пользу, и разозлённый гном метнулся к сидящему напротив меня мужчине, замахнувшись кулаком, размером с хорошую дыню. Но мой сосед-то отлично видел, кто именно выступил в роли катапульты для столовых приборов. Он вытянул руку в мою сторону и заорал что-то возмущённое, но это ещё больше раззадорило воинственного горного жителя. Через пару секунд отмутузенный мужчина осел на пол, спрятавшись под столом от дальнейших посягательств на свою персону. Я же нашла ещё одну ложку и кинула её на этот раз в направлении седобородого кузнеца восстанавливая мировую справедливость. Ложка со звоном отскочила от его затылка, оставив вмятину в редкой шевелюре. Ко мне тут же кинулись несколько парней, на лицах которых читалось отчётливое желание отомстить за своего приятеля, который со стоном держался за стенку. Я приготовилась к драке. На самом деле я отлично могла раскидать всех посетителей таверны по разным углам за несколько минут, но разве же в этом есть какое-то удовольствие?

Потасовка прервалась совершенно неожиданно. Из заднего помещения таверны, откуда доносилось позвякивание посуды, вышел человек в простой дорожной одежде. Его лицо было измождённым, печальным, словно он видел много такого, чего не хотел бы. Буквально через мгновение все взгляды оказались устремлены на него. Было в нём что-то странное, притягивающее взоры. Пожалуй, даже на улице я заметила бы его среди толпы. Этот мужчина не был красив, скорее наоборот, столько явной неправильности было в его чертах. Худое тело с непропорционально длинными руками и ногами казалось неуклюжим, но его это, похоже, не смущало. Он оглядел таверну, усмехнулся и уселся на табурет в дальней части зала. Все, кто ещё недавно был охвачен яростью драки, уселись на свои места. Я заметила какой-то струнный инструмент, который мужчина небрежно держал в руках. Менестрель! Как только в помещении установилась полная тишина, он провёл пальцами по струнам и запел, аккомпанирую себе на лютне, по крайней мере я полагаю, что это была лютня. Его голос оказался невероятно прекрасным и сильным, даже непонятно, как такая могучая сила вмещалась в таком тщедушном теле. Вначале он спел нечто вроде боевого гимна гномов, где в каждом слове слышалось бряцанье железа и грохот камнепадов, а затем завёл красивую и печальную песню о девушку, возлюбленный которой ушёл в дальнее плаванье и погиб, но она каждое утро выходила встречать его к морю, пока, наконец, поддавшись на её молитвы, боги моря не сжалились и не вернули ей её возлюбленного. В оригинале эта песня была дуэтом. Я услышала её однажды в Харисе от рыбака и его девушки и запомнила. Что-то в её журчащем ритме взывало к самым глубоким струнам человеческих душ. Вот и теперь на лицах многих суровых тружеников застыла грусть.