Четвертое сословие - Джеффри Арчер

«Нью-Йорк Стар», 23 ноября 1963 года: «Убийство Кеннеди в Далласе».

«Континент», 30 июля 1981 года: «Счастливы навеки» над фотографией Чарльза и Дианы в день их свадьбы.

«Глоуб», 17 мая 1991 года: «Ричард Брэнсон лишил меня невинности, утверждает девственница».

Он бы с радостью отдал полмиллиона долларов, чтобы прочитать заголовки завтрашних газет.

Телефон на столе пронзительно зазвенел. Таунсенд тотчас сел и схватил трубку.

— Малкольм Маккриди на первой линии, — сообщила Хитер.

— Малкольм, это ты? — произнес Таунсенд, услышав щелчок.

— Точно, мистер Таунсенд, — ответил удивленный голос с заметным австралийским акцентом.

— Много времени прошло, Малкольм. Пожалуй, даже слишком. Как ты?

— Хорошо, Кит. Очень хорошо, — уже увереннее ответил тот.

— А как дети? — спросил Таунсенд, взглянув на листок, который Хитер оставила на столе. — Джил и Алан, верно? Слушай, ведь Алан работает на компанию в Далласе?

Последовало долгое молчание, и Таунсенд даже подумал, что их разъединили. Наконец Маккриди ответил:

— Все верно, Кит. У них все хорошо, спасибо. А твои как? — Он явно не мог вспомнить, сколько их и как их зовут.

— У них тоже все хорошо, спасибо, Малкольм, — ответил Таунсенд, умышленно копируя Маккриди. — А как тебе в Кливленде?

— Нормально, — сказал Маккриди. — Но я бы с удовольствием вернулся в Австралию. Мне не хватает игр «Тигров» по субботам.

— Ну, это одна из причин, почему я тебе позвонил, — сказал Таунсенд. — Но сначала я хочу спросить у тебя совета.

— Конечно, Кит, все, что угодно. Можешь всегда на меня рассчитывать, — заверил его Маккриди. — Но, пожалуй, мне лучше закрыть дверь своего кабинета, — добавил он, догадываясь, что все журналисты в редакции уже поняли, с кем он говорит.

Таунсенд нетерпеливо ждал.

— Итак, что я могу для тебя сделать, Кит? — спросил слегка запыхавшийся голос.

— Тебе что-нибудь говорит имя Остин Пирсон?

Вновь наступило долгое молчание.

— Какая-то большая шишка в финансовых кругах, так? По-моему, он возглавляет один из наших банков или страховую компанию. Подожди минутку, я проверю по компьютеру.

Таунсенду опять пришлось ждать. Если бы его отец сорок лет назад задал подобный вопрос, думал он, на поиски ответа ушло бы несколько часов, а может быть, даже дней.

— Нашел, — через пару минут сообщил человек из Кливленда. — Теперь я вспомнил, почему мне знакомо это имя. Года четыре назад, когда он стал президентом Производственного банка Кливленда, мы писали о нем статью.

— Что можешь рассказать о нем? — спросил Таунсенд, не желая больше тратить время на любезности.

— Немного, — ответил Маккриди, глядя на экран и изредка нажимая на клавиши. — Похоже, он образцовый гражданин. Поднялся из низов, пройдя все ступени банковской карьеры, казначей местного Ротари-Клуба, светский проповедник-методист, тридцать пять лет женат на одной женщине. Трое детей, все живут в городе.

— Что-нибудь известно о детях?

Прежде чем ответить, Маккриди нажал еще какие-то клавиши.

— Да. Один преподает биологию в местной школе. Вторая работает медсестрой в городской больнице Кливленда. А младший только что стал партнером в самой престижной юридической фирме штата. Если ты собираешься вести дела с мистером Остином Пирсоном, Кит, ты можешь быть доволен — у него, похоже, безупречная репутация.

Таунсенда это отнюдь не обрадовало.

— Значит, в его прошлом нет ничего, что…

— Мне об этом неизвестно, Кит, — сказал Маккриди. Он быстро просмотрел свои старые записи в надежде отыскать какую-нибудь пикантную подробность и угодить бывшему боссу. — Да, теперь я вспомнил. Он такой правильный, «застегнутый на все пуговицы». Даже не позволил мне взять интервью в рабочее время, а когда я пришел вечером к нему домой, то за все свои труды получил лишь стакан разбавленного ананасного сока.

Таунсенд понял, что зашел в тупик с Пирсоном и Маккриди и нет смысла дальше продолжать разговор.

— Спасибо, Малкольм, — поблагодарил он. — Ты мне очень помог. Позвони, если что-то нароешь на Пирсона.

Он уже собирался положить трубку, когда его бывший служащий спросил:

— А о чем еще ты хотел поговорить, Кит? Понимаешь, я надеялся, может, у тебя появилась вакансия… — Он немного помолчал. — Знаешь, Кит, я согласен на меньшую зарплату, лишь бы снова работать на тебя.

— Я это учту, — пообещал Таунсенд. — Я сразу тебе перезвоню, Малкольм, как только у меня что-нибудь появится.

Таунсенд положил трубку, точно зная, что больше никогда в жизни не будет говорить с этим человеком. Он узнал от Маккриди только одно: мистер Остин Пирсон — воплощенная добродетель. С этой породой людей у Таунсенда было мало общего, и он не очень-то умел с ними обращаться. Как всегда, заключение его экономического советника оказалось правильным: он ничего не мог сделать — только сидеть и ждать. Он откинулся на спинку стула, поджав под себя ногу.

В Кливленде было двенадцать минут двенадцатого, в Лондоне — двенадцать минут пятого и двенадцать минут четвертого в Сиднее. К шести часам вечера он, вероятно, уже не сможет контролировать заголовки собственных газет, не говоря уж о газетах Ричарда Армстронга.

Телефон на столе снова зазвонил — неужели Маккриди обнаружил что-то интересное об Остине Пирсоне? Таунсенд всегда считал, что у каждого человека есть хотя бы один скелет, который он тщательно прячет в шкафу.

Он схватил трубку.

— На первой линии президент Соединенных Штатов, — сообщила Хитер, — а на второй — некий мистер Остин Пирсон из Кливленда, штат Огайо. С кем будете говорить первым?

ТАЙМС, 6 июля 1923 года:

ДЕЛО РУК КОММУНИСТОВ

Если ты родился русинским евреем, это дает тебе кое-какие преимущества и создает кучу неудобств. Но преимущества своего положения Любжи Хох обнаружит еще не скоро.

Любжи родился в небольшом каменном коттедже на окраине Дуски, городка, примостившегося на чешско-румынско-польской границе. Он не знал точной даты своего рождения, так как семья не вела никаких записей, но он был примерно на год старше своего брата и на год младше сестры.

Его мать всякий раз улыбалась, когда брала ребенка на руки. Он был великолепен с головы до пяток, вплоть до ярко-красного родимого пятна под правой лопаткой, в точности как у отца.

Крошечный домик, в котором они жили, принадлежал его двоюродному деду, раввину. Раввин умолял Зельту не выходить замуж за Сергея Хоха, сына местного скотовода, а девушке было стыдно признаться дяде, что она уже беременна от Сергея. Хотя она пошла против его воли, раввин подарил молодоженам на свадьбу маленький коттедж.