Сомнамбула - Антон Чиж

3

Варшавский вокзал

Среди степенной суеты господин в черном пальто добротной английской шерсти ничем не отличался от других встречающих. Он неторопливо прохаживался, как будто угадывая место, где остановится нужный вагон. Лишь изредка бросал осторожные взгляды на дежурного жандарма, который не проявлял к господину никакого интереса. Да и что разберешь в толчее, где снуют носильщики, эхом разлетаются звуки вокзала, пыхтит котел паровоза, а дамы говорят преувеличенно громкими, нарочитыми голосами. Только опытный, придирчивый глаз смог бы заметить, что господин чрезвычайно взволнован.

Но кого не охватывает приятное волнение перед долгожданной встречей?… Сама атмосфера вокзала как будто обращает обычное, в сущности, дело – прибытие поезда – в торжественное, значительное, с духовым оркестром и цветами.

Ни оркестра, ни скромного букетика при господине не было. Не имел он модной тросточки, предпочитая держать руки в карманах и приподняв воротник от сквозящего ветра. А быть может, для того, чтобы никто не заметил, в какой крайней степени тревоги он пребывает.

Господину было от чего тревожиться. Он оказался почти в безвыходной ситуации, и выбраться из нее представлялось возможным лишь с огромным риском. Риск, который с большой вероятностью мог обернуться гибелью как его собственной, так и остальных. Но иного шанса не было. Он предпочитал не думать о худшем, старательно рассчитывая все, что предстояло сделать. Любая мелочь, любая случайность могли разрушить его план. Он прекрасно понимал, что успех или катастрофа целиком зависят от того, кто вскоре приедет. Последние минуты ожидания казались ему хуже пытки.

Вдалеке показался черный лик паровоза. Поезд приближался ленивой громадой, окутанной облаком пара. Под скрежет колес паровозный свисток оглушил всех вокруг, пропевший радостную весть конца дороге. Состав тормозил, пока не замер окончательно. Сочным «пуффф» паровоз хвастался, что потрудился на славу, сквозь мглу, дождь и ветер доставив утренний из Варшавы по расписанию.

Кондукторы открывали двери вагонов, к ним ринулись носильщики со своими услугами, опережая встречающих, которые жаждали заключить прибывших в объятия. Господин избегал привычной суеты встречи. Он держался в некотором отдалении от вагона I класса, так, чтобы следить за приехавшими и встречающими.

Стоя у подножки вагона, кондуктор подавал дамам руку и помогал сходить неуверенным господам. Когда в тамбуре показался худощавый молодой человек, он и ему предложил помощь. Юноша вежливо отказался и принялся высматривать в толпе того, кто должен его встретить согласно телеграмме. Никто не обрадовался и не помахал ему рукой.

Сквозь толпу на перроне протиснулся моложавый, энергичный господин, явно опоздавший. Оглядев тех, кто уже покинул поезд и оказался в дружеских объятиях, он уставился на тамбур вагона. Юноша улыбнулся ему с надеждой: быть может, он тот, кого этот господин разыскивает, однако незнакомец не проявил к нему никакого интереса. Пробрался к кондуктору, стал что-то говорить на ухо, получил отрицательный ответ.

Видя, как приезжие падают в объятия, юноша ощутил себя потерянным. В столицу империи он попал не по своей воле, друзей и знакомых у него не было, да и денег в обрез. Будет мило, если над ним подшутили. Ему захотелось забиться в уютное купе и вернуться в Варшаву. Все-таки он отогнал страхи, не достойные польского юноши, которого с детства приучают встречать тяготы с открытым забралом, как подобает настоящему «лыцару».

Собрав обрывки рыцарского духа, юноша ступил на перрон холодного Петербурга, о котором столько слышал. Мимо него вели соседей по вагону и тех, с кем виделся в ресторане поезда. Они выглядели счастливыми рядом с друзьями и родными. А он был один, если не считать обширного чемодана. Подбежал бородатый мужик, обтянутый фартуком, и прокричал что-то гортанное. Юноша плохо понимал русский, но догадался, что носильщик предлагает свои услуги. Он вежливо отказался. Мужик пожал плечами и тут же занялся горой чемоданов семейного пана из Варшавы.

Стоя в редеющей толпе, юноша оглядывался, надеясь узнать того, кто его вызвал. Никого, кто бы заинтересовался его персоной. Мимо шли дамы, одетые по варшавской моде, спешили носильщики с поклажей на плечах, господа с радостными лицами бойко общались. Никому не было дела до одинокого молодого человека.

Поток пассажиров почти иссяк. Юноша безнадежно обернулся и побрел к выходу с вокзала. В нем боролись обида, возмущение и страх. Как могли с ним так поступить? Сорвать с места, заставить приехать в столицу, и что в результате: его забыли встретить! Куда деваться ему, бездомной собачонке?… Где искать помощь? Или на последние деньги купить билет во II классе и кое-как, голодая, вернуться домой?

В тяжких мыслях он не заметил, как оказался на привокзальной площади. Здесь было многолюдно и шумно, как на рынке. Извозчики, стоявшие в ряд, принимали пассажиров. Кто-то садился в карету, другие торговались. Среди всеобщего бурления юноша ощутил себя окончательно преданным.

– Яцек?

Слово, сказанное на родном языке, было чудом. Юноша обернулся и расцвел самой чистой и светлой улыбкой.

– Пан Бронислав? О, какое счастье… Наконец-то!

Перед ним стоял господин приличного вида, в пальто с поднятым воротником. Яцек забыл про обиду. Его встретили, и теперь он под заботами друга. Яцек искренне верил, что пан Бронислав его друг. Он захотел крепко пожать руку друга или еще лучше – обняться, как подобает землякам. Господин не изъявил желания проявить чувства. Напротив, изучающе рассматривал лицо Яцека, как рассматривают лошадь или новую шляпу. Яцеку стало неловко, он улыбнулся.

– Я уж подумал, забыли про меня… Пан Бронислав, а можно…

– Фотографию привез?

Яцек простил холодность, если не сказать грубость. Он был чувствительным юношей, но убедил себя, что в России добрый характер земляка мог испортиться. Чего еще ждать от империи?… Яцек вынул из кармана фотографию, сделанную в салоне на Новы Щвят[6]. Земляк переводил взгляд с него на снимок.

– Лично встречался?

– Конечно, пан Бронислав, обязательно надо понять характер человека и передать…

– Усвоил, что нужно делать?

– Это несложно… – Он показал выразительный жест, но его остановили.

– Не надо, перестань.

– О, простите… Пан Бронислав, а вы сможете устроить мне билет в императорский театр? Очень хочу посмотреть…

– Сначала дело.

– Конечно! Можете на меня рассчитывать…

– Очень надеюсь, – сказал пан Бронислав, пряча фотографию за пазуху. – Видишь крайнюю пролетку? Иди к ней, жди меня.

– О, благодарю!

Подхватив чемодан, Яцек спрятал разочарование за улыбкой. Разве так встречаются земляки? Разве это ему обещали?

Господин проследил, как юноша неумело закинул чемодан в пролетку и забрался сам. Он закурил папиросу. Боковым зрением заметил, что рядом появился еще кто-то.