Дом иллюзий - Кармен Мария Мачадо

Она была малорослая, бледная, худая как жердь, андрогин, и невероятно гордилась своими дивными светлыми волосами. Голубые глаза, непринужденная улыбка. Теперь уже неловко признаваться, что ты восхищалась ей на странный, старомодный манер. Родом она была из Флориды, однако казалась истинной аристократкой из Новой Англии. Училась в Гарварде, щегольски выглядела в блейзерах, а уж более стильного аксессуара, чем ее обтянутая кожей набедренная фляга, тебе не доводилось видеть.

Ты всегда подозревала, что в области желаний ты не слишком изощренна, и вот оно: все эти факторы вывернули твой мозг наизнанку, вагина превратилась в желе. Может быть, ты всегда была такой, гедонистка-плюс-карьеристка, плюс-плюсовна, только не догадывалась.

Вы ровесницы, но тебе казалось, что она старше: мудрее, опытнее, более светская. Она успела поработать в издательстве, путешествовала за границей, свободно говорила по-французски. Она живала в Нью-Йорке и организовывала корпоративы для литературных журналов. И, как выяснилось, питала слабость к фигуристым – даже пухленьким – очкастым брюнеткам. Сама Богиня не подобрала бы пару удачнее!

Тебе нравится писать, сидя напротив нее; вы обе с азартом стучите по клавиатуре, иногда переглядываетесь, перегибаясь через мониторы ноутбуков, и забавно гримасничаете. За ужином в ресторане она заказывает сашими из тунца и кладет дольку тебе на язык. Плотный, словно губа, кусочек. Постепенно тает. Она берет мартини с водкой, тебе начинает нравиться его солоноватый вкус. Она читает твои рассказы, восхищается красотой твоих фраз. Тебе она читает вслух старый очерк – о том, как родители запрещали ей есть сладкие хлопья. Ты твердишь ей, очень часто, какая она забавная, до колик.

Проблема еще и в том, что ты чувствовала себя незаслуженно удачливой – ты, толстая девица со странностями. Она сделала то, чего бы ты хотела от миллиона других: не задерживаясь на случайных маркерах социальной валюты, разглядела сразу твой ум, мощнейший талант, остроумие и умение дать отпор засранцам.

Когда ты начала писать об ожирении – давным-давно, еще в Живом Журнале, – какой-то комментатор сообщил, что ты, конечно, мила, умна и прелестна, вот только, пока не схуднешь, перебирать любовников особо не надейся. Ты помнишь, как сначала возмутилась, а потом приняла реальность, практический смысл его слов. Ты так злилась на весь свет.

И когда появилась она, ты гадала, случается ли подобное с большинством людей – чтоб прямиком от нужды к удовлетворению, чтобы вот так желание обнаружило себя и было удовлетворено в разумной последовательности. Раньше такого не было, всегда выходило криво. Сколько раз ты говорила себе: «Если б я выглядела чуточку иначе, я бы утопала в любви»? И вот ты утопаешь в любви, и не пришлось менять в себе ни единой клеточки. Повезло тебе.

Это была твоя идея – поехать в Джорджию на весенние каникулы. Ты никогда не бывала на юге, не бывала по-настоящему, и как раз начала писать о Джульетт Гордон Лоу[16] и ее доме в Саванне. Двенадцать часов езды, пустяки. К тому же март, холод, зима затянулась. Тебе хочется на солнышко. И ты спрашиваешь ее, не поедет ли она за компанию. Она говорит «да». В торговом центре ты покупаешь новое белье.

Она садится за руль твоего автомобиля, и вы выезжаете из Айовы еще до восхода солнца. Ты почти сразу засыпаешь, а когда просыпаешься, идет снег, и она гонит на большой скорости. Ты выпрямляешься, протираешь глаза. Дорожный знак предупреждает, что полоса заканчивается, нужно вливаться в поток. Она опоздала и, пытаясь повернуть, влетает в выбоину. Взрывается шина.

Вы чуть-чуть не доехали до Сент-Луиса. Она сворачивает на обочину, ты вызываешь аварийную службу. Приезжает мастер, ставит докатку, объясняет, где по пути можно купить новую шину. Ты делаешь все так, как он посоветовал, и затем она снова садится за руль, но через несколько миль, уже на автостраде, новая шина тоже спускает. Ты заезжаешь в ремонт, предназначенный для большегрузов; ужасно смешно смотрится среди этих махин твой маленький «хёндэ» со всеми этими либеральными наклейками на бампере. Начало 2011 года, тема однополых браков тлеет, разгорается в некоторых штатах, в других искру заливают водой. Министерство юстиции заявило, что больше не будет настаивать на соблюдении Акта о защите брака[17]. Что-то меняется.

Вы сидите и ждете. Ты заплакала – от стыда, что твой автомобильчик подвел вас в самом начале путешествия. Она извиняется, говорит, это ее вина, ты возражаешь – нет, не ее. «Машинка фиговая», поясняешь ты.

Она смеется.

– По-моему, это тоже приключение. То ли еще будет!

Механик, похоже, обратил на вас внимание. То есть обратил внимание на вашу, как он бы сказал, извращенность, она ведь зашкаливала – ваша внешность, близость ваших тел, сочетание этих признаков и наклеек на бампере, а может, он обладает шестым чувством – но, по крайней мере, обо всем этом он ничего не говорит, спасибо ему. А говорит он, что тебе продали шину всю в огромных, не заделать, дырках. Он бы поставил новую, вот только у твоего автомобиля необычные шины, редкий размер, поищите, мол, такие в большом городе. Он снова устанавливает докатку. Теперь за руль садишься ты. Где-то в Иллинойсе удается наконец найти подходящую шину.

Ты останавливаешься на парковке перед отелем, и она, перегнувшись через спинку сиденья, целует тебя. Целует верхнюю губу, потом нижнюю, как будто каждая из них заслуживает особой нежности. Потом откидывается на спинку сиденья и смотрит на тебя – пристально, задумчиво, как на картину. Гладит твое запястье – внутреннюю сторону, где кожа тоньше. Ты чувствуешь, как твое сердце бьется где-то далеко, словно за стеклом.

– Не могу поверить, что ты выбрала меня, – говорит она.

В номере она стаскивает с тебя новые трусы и зарывается лицом промеж твоих бедер.

Саванна – теплая, душистая. На деревьях испанский мох, в фонтанах вода подкрашена зеленым ко Дню святого Патрика. Дом Джульетт Гордон Лоу – красивый, беспорядочно выстроенный особняк, наполненный антиквариатом.

Под вывеской у входа «Здесь родилась Джульетт Гордон Лоу» она обжимается с тобой во все более забавных позах, и, входя внутрь, вы обе хихикаете. Пожилые женщины-смотрительницы, все накрашенные, словно трансвеститы, с подведенными глазами, в глухом молчании выслушивают ваши восклицания – как, мол, вам нравится сама идея герлскаутов.