На закате лета - Алекс Хилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так уверенно, — улыбается он, качнув головой. — А вот мне так не кажется. Вы приехали сегодня? Откуда?
— Издалека.
— Довольно размытый ответ.
— Зато честный.
— Выпьем вина?
— Я уже собиралась в свой номер.
— Это приглашение?
— Нет! — произношу возмущенно.
Мужчина смеется, показывая всем видом, что доволен моей реакцией и именно ее и добивался.
— Простите. Это была всего-лишь шутка. Я не хотел вас смущать.
— Я и не…
— На бледной коже даже вечером заметен румянец.
С трудом сдерживаю порыв прижать ладони к потеплевшим щекам и вместо этого напряженно вздыхаю. Мужчина бесцеремонно пробегает взглядом по моему телу и возвращается к глазам, не стирая порочную улыбку с губ. Кожа покрывается мурашками, и ветер здесь совсем ни при чем.
— Поужинаете со мной? — предлагает он с толикой властной насмешки, по всей видимости решив, что я уже у него на крючке.
— Я только из ресторана. Рыба здесь потрясающая. Советую, — хлестко отвечаю я и нахожу в себе силы, чтобы сдвинуться с места.
— В ней пустота и простота. Обида и печали. Начать бы с чистого листа, но на груди медали, — его сильный голос задерживает меня, как жесткий хлыст, ударивший по ногам. — За жертвенность, за силу, за чистоту и боль. Но я в ней вижу красоту. Так подскажи пароль. Что скажешь ты, когда в ночи под тихий шум прибоя, я позову тебя с собой и напою собою? Ты сможешь есть из моих рук. Отдамся без остатка. Скажи ответ. Я все пойму. Лишь ложь не будет сладкой.
Мужчина смотрит на меня, закончив стихи, но их отголоски стучат молоточками по моим нервным окончаниям. Не знаю, что сказать. В растерянности шевелю губами, но не издаю ни звука.
— Редкая женщина может вызвать такой порыв.
— Это ваши стихи?
— Теперь они ваши.
— Мне пора идти, — встряхиваю головой, избавляясь от оцепенения. — Доброй ночи.
— Я буду ждать нашей следующей встречи.
— А я буду надеяться, что ее никогда не случится, — отвечаю тихо, больше для себя, испугавшись собственных эмоций.
Спускаюсь по лестнице. Море взволновано шипит на меня, а за спиной разносится тихий бархатный смех, заявляющий о полном несогласии с моей последней фразой.
Крепкий здоровый сон без сновидений и бессмысленных ворочаний с постоянными открываниями глаз и тысячей печальных мыслей в голове — это лучшее, что может случиться с тобой на отдыхе.
Сижу на миниатюрном балкончике в плетеном кресле с мягкими подушками и неотрывно смотрю на вид, открывающийся передо мной. Лысая землистая гора, синее спокойное море, а вдалеке размытые образы высоких массивных горных хребтов, напоминающие спины спящих драконов или великанов. В ясном небе кружат чайки, из колонок льется танцевальная музыка, слышны веселые голоса и хохот. Все это круче любых медитаций, от которых у меня только ноет спина и затекает задница.
Протягиваю руку за стаканом воды, что стоит на круглом стеклянном столике, но пальцы не успевают коснуться запотевшего стекла, как я слышу громкий и настойчивый стук в дверь. Это напоминание о том, что я приехала сюда не просто так. Хотя, я бы не отказалась просидеть на балконе все семь дней, если бы мне на завтрак, обед и ужин приносили в номер сыр и бутылку белого сухого вина.
Бегу к двери и, не задумываясь, распахиваю дверь, ожидая увидеть сестру. Но вместо Эллы на пороге стоит… Он?! Вчерашний незнакомец со смотровой площадки. Как он узнал в каком номере я живу? И что вообще он здесь делает?
— Привет, — произносит мужчина, глядя не ниже моих плеч. — Ты Аврора, верно?
От неожиданности и негодования медлю с ответом, скрещивая руки на груди. Я не ждала гостей, поэтому не удосужилась одеться подобающе настоящей леди: белая растянутая майка алкоголичка и простые хлопковые трусы — моя любимая пижама вот уже лет семь. Да и сам наглец выглядит не так блестяще, как вчера. Взгляд растерянный, даже немного смущенный, темные волосы в еще большем беспорядке и кажутся немного короче. И куда делась его борода? Вместо густых зарослей теперь лишь щетина, открывающая прямоугольный мужественный подбородок.
— Что тебе нужно? — выпаливаю я довольно резко, наконец собравшись с мыслями. — Ты слышал что-нибудь о личном пространстве?
— Прости, — с искренним раскаянием говорит он. — Мне нужна твоя помощь. Твоя сестра…
— Ты знаешь мою сестру?
— Я ее жених, — отмахивается он, будто это совсем не важно, повергая меня в шок. — Идем скорее. У нас катастрофа. Я не знаю, что делать.
Но скорее не получается. Пытаюсь сложить в голове пазл, и проясняющаяся картинка меня совершенно не радует. То есть вчера жених моей сестры флиртовал со мной, звал на ужин, а сегодня… Вот это?
Умоляющий взгляд темно-карих глаз вызывает еще большее недоумение. У меня столько вопросов вертится на языке, столько не слишком приятных слов. Хочется прямо сейчас схватить этого бабника за воротник и хорошенько встряхнуть, прочитав лекцию о том, зачем женятся люди и как себя стоит вести, надев девушке на палец кольцо.
И я обязательно проведу этот разговор, но сначала узнаю, что случилось с Эллой. Это сейчас важнее. Сжимаю зубы и закрываю дверь перед носом Демида, бросаясь к еще неразобранной сумке. Достаю первое, что попадается под руку. Сарафан? Подойдет. Меняю образ и впрыгиваю в сланцы, вновь распахивая дверь.
— Веди! — грозно произношу я.
Демид серьезно кивает и шагает по коридору. Его спина и плечи напряжены. Нервничает? Еще бы… Так вчера облажаться. Я была абсолютно права на его счет. Красивые мужчины не умеют быть верными. Такое ощущение, что их ген привлекательности глушит чувства совести и порядочности.
Но я не позволю ему испортить жизнь Ариэлле. Такое лучше узнать сразу, а не через десять лет, когда на пороге появится женщина с ребенком на руках и заявит, что твой муж на самом деле не только твой.
Злость клокочет в груди, мысли о спокойном отдыхе и приятных днях растворяются, будто в кислоте.
Когда я захожу в номер сестры и вижу, как она сидит согнувшись на краю постели, уткнувшись лицом в ладони, желание вмазать ее жениху увеличивается во сто крат. Бросаю на него презрительный взгляд, с трудом сдерживаясь, чтобы не сделать этого прямо сейчас и произношу:
— Оставь нас.
Демид покорно кивает, но в его мимике и жестах нет даже капли раскаяния, только лишь паника и легкое недовольство.
— Буду за дверью, — говорит он и выходит из номера.
Направляюсь к сестре. Обхожу огромную кровать и сажусь перед ней на корточки, как делала в детстве, застав ее в слезах из-за разбитой коленки или школьных задир. Кладу ладони ей на колени, ласково поглаживая гладкую кожу пальцами.