Повесть о балтийском матросе - Иван Матвеевич Жигалов

намечалась атака. «Ее не будет!» — Дыбенко в этом был уверен. Так и случилось. Ни моряки, ни солдаты не поднялись. Угрозы, брань офицеров, фельдфебелей действия не возымели.

Морской батальон перебросили на новый участок. Пытались с ходу послать в атаку, но матросы опять отказались, говоря, что офицеры пропили их жалование, что харчи плохие…

Пока армейское начальство разобралось, что к ним с флота попали «политически неблагонадежные», солдаты-сибиряки уже были «обработаны». Моряков построили, привели на железнодорожную станцию, посадили в вагоны. В пути разоружили. «Как видно, решили подвести наши «фронтовые успехи» под статьи морского устава о наказаниях». Товарищей же Павел подбадривал:

— Всех судить не осмелятся.

Под суд отдали немногих. Но Дыбенко привлекли. В обвинительном акте говорилось, что моряки и солдаты 45-го сибирского стрелкового полка под влиянием агитации Дыбенко отказались идти в наступление. Приговор оказался «мягким»: два месяца заключения с последующим переводом в штрафники.

Пока Павел «воевал» на суше, а потом отбывал наказание, на флоте произошло много разных событий. Судили гангутцев: Ваганова и Янцевича, как старших среди обвиняемых, приговорили к смертной казни[4], остальных — к разным срокам заключения.

С «бунтарями» расправились, а начальство продвинулось по служебной лестнице, — думал Дыбенко. Все офицеры «Павла I» получили очередные воинские чины и награды. Небольсин стал контр-адмиралом, командует 2-й бригадой дредноутов, его заменил Дмитриев 5-й. Канина сменил вице-адмирал А. И. Непенин.

Дмитриев 5-й не принял Дыбенко на линкор. «Своих смутьянов хватает». Назначили Павла на транспортное судно «Ща» баталером.

— Конечно, обидно, что не пустили на свой корабль, — говорил Дыбенко товарищам. — Но все же мне повезло. Должность унтер-офицерская. Имею постоянный пропуск на берег…

Крушение империи

Павел мог отлучаться с судна, встречаться с нужными людьми, выполнять поручения партии. По делам службы его посылали в командировки… Вечером 23 февраля он выехал в Петроград. На Финляндском вокзале расхаживали только городовые и жандармы. В центр города никого не пускали… У знакомых на Выборгской стороне узнал: «В столице началось восстание — революция!». Павел побежал разыскивать Выборгскую партийную организацию. Нашел быстро. Тут всем дела хватало. Моряка приняли с радостью.

Вместе с группой большевиков-выборжцев Павел ездил в казармы Московского полка, разъяснял колеблющимся солдатам цели и задачи революции.

Взобравшись в кузов грузовой машины, громко, чтобы все слышали, он говорил:

— Балтийские матросы вместе с восставшим народом, не отставайте от нас и вы, товарищи пехотинцы!

Солдаты присоединились к восставшим…

Досадовал Павел, что не может попасть на Главную базу — поезда не ходили. Как только возобновилось железнодорожное сообщение, выехал в Гельсингфорс. На вокзале его окружили друзья, узнал, что 3 марта на грандиозном митинге командующим Балтийским флотом избран вице-адмирал Максимов, а адмирал Непенин убит. Убит и Небольсин. По-новому называются и корабли: их линкор — «Республика», «Цесаревич» — «Гражданин», «Император Александр II» — «Заря свободы», «Двина» опять стала «Память Азова». Светличный с товарищами пригласили Дыбенко на заседание Гельсингфорсского Совета:

— Мы тебя от «Республики» в Совет избрали. Ожидается выступление Максимова! Павел уважал адмирала и был весьма доволен, что именно он избран командующим.

Заседание Совета вначале проходило довольно спокойно. Но при обсуждении резолюции по текущему моменту делегаты резко разделились на две непримиримые группы — офицеров и матросов. «Оскалили клыки, с ними борьба предстоит упорная и длительная», — сделал вывод Дыбенко и не ошибся…

Офицеры организованно, настойчиво выступали за ограничение прав матросских комитетов, против выборности и смещения начальников и вообще против демократизации порядков на флоте. Их поддерживало морское министерство, в составе которого никаких изменений не произошло — там жили и правили по старым царским законам.

Дивились матросы:

— Правительство новое, а дела идут как при царе.

«Выходит, революция мало что изменила, — думал Дыбенко. — Война продолжается, народ бедствует, разруха в стране углубляется, у власти стоят помещики и капиталисты. Заседания Гельсингфорсского Совета превратились в пустую говорильню. Решающее слово там имеют меньшевики и эсеры. Их в Совете большинство».

Перед флотскими большевиками жизнь ежедневно выдвигала вопросы один сложнее другого, ответить на которые не хватало ни знаний, ни опыта. Большую помощь оказали товарищи, возвратившиеся из тюрем. На «Республику» прибыли Ховрин и Марусев.

— Надо издавать свою газету!

Дыбенко, Светличный, Ховрин, Марусев, Штарев писали заметки, воззвания. На транспорте «Ща» имелся ротатор, на нем их размножали, потом разносили по кораблям. Светличного отправили в Петроградский комитет партии большевиков.

— Проси, чтобы прислали опытных агитаторов, а главное — пишущих, — наставлял своего друга Павел…

Вернулся Григорий быстро, доложил:

— Подмога будет!

И вот первая ласточка. На «Ща» появился красивый голубоглазый молодой человек, волосы расчесаны на пробор. Представился: Борис Жемчужин. Большевик, бывший студент Технологического института, недавно вышел из «Крестов». В Гельсингфорс приехал из Кронштадта, где помог выпустить матросскую газету «Голос правды».

Вскоре прибыл Леонид Старк, революционер, журналист, хотя молодой, но уже сидел в царских тюрьмах. Под стать ему Иван Егоров (К. Орлов), А. Ф. Ильин-Женевский, С. Г. Пелихов…

30 марта на кораблях главной базы уже читали свою матросскую газету «Волна». «Поднялась волна революции, — так начиналась редакционная статья. — Смело ринулась она на темную, мрачную скалу, одним ударом обрушила она ее подмытые, расшатанные устои… Не упадет, не успокоится волна, но будет расти, вбирая в себя новые силы, пока не довершит свое дело, дело правды…»

Председатель Центробалта

Большевики-балтийцы активно разоблачали соглашательскую политику меньшевиков и эсеров. Дыбенко вместе со своими единомышленниками настаивал на создании большевистской организации Главной морской базы.

— Без нее нас съедят с потрохами, — говорил он.

25 марта Павел пригласил на «Ща» представителей матросских партийных комитетов с «Республики», «Петропавловска» и «Двины». На этом совещании было решено создать Свеаборгский комитет РСДРП(б). Избрали руководящую группу: Дыбенко, Марусев, Ховрин, Мальков. А в начале апреля состоялась городская конференция, которая избрала Гельсингфорсский комитет РСДРП(б). ЦК партии большевиков утвердил новую организацию. Газета «Волна» стала ее органом…

В те же дни команды линкора «Гражданин» и крейсера «Адмирал Макаров» выступили с обращением к кронштадтцам, ревельцам, свеаборгцам создать общий Совет депутатов Балтийского флота, «в котором были бы представители от всех судов и дивизионных комитетов». Гельсингфорсские большевики поддержали обращение. Отозвались положительно матросская секция Гельсингфорсского Совета, подавляющее большинство судовых комитетов. Не мешкая, на местах избрали делегатов. А 28 апреля на невзрачном маленьком суденышке «Виола» открылось первое заседание. Этот день и стал днем рождения Центрального Комитета Балтийского флота — Центровал та.

29 апреля делегаты приняли устав. Центробалт признавался высшей инстанцией для всех флотских комитетов, без его одобрения ни один приказ, касающийся внутренней и административной жизни флота, не имел силы.

В этот день в Гельсингфорсе