Солнце внутри - Маргарита Зверева

– Девочкам? – сухо сглотнул я, метнув взгляд на Барона.

Тот разглядывал свои отполированные ногти и словно не слышал нашего разговора.

– Не пугай мальчика, Ван Дорн, – сказал он, глядя на ногти. – Слишком ты болтлив.

– И действительно! – театрально всплеснул руками директор и широким жестом указал на проход в гостиную. – Не обращайте внимания на мою болтовню, умоляю вас, Адам. Расслабьтесь! Выпейте шампанского! Гости уже скоро придут. А пока я предлагаю в уютном кругу посидеть у камина и забросить в рот несколько вкуснейших закусок!

С этими словами Дирк Ван Дорн унесся обратно в гостиную с поднятыми в элегантном изгибе, как у дирижера, руками и слегка запрокинутой головой. У меня закралось подозрение, что он уже начал праздновать, так и не дождавшись гостей, хотя противным запахом переваривающегося алкоголя от него совсем не пахло. Мы с Бароном поторопились за Дирком, по дороге снимая пальто. От стенки отделился доселе совершенно незаметный слуга, согнулся пополам и подставил нам руки, на которые мы повесили верхнюю одежду. Сквозь редкие волосы виднелся скальп немолодого мужчины, и жалость внезапно кольнула меня осиным жалом, но я стиснул зубы, кинул пальто даже чуть небрежней, чем хотел, и ступил в ярко освещенную гостиную.

Масштабы зала действительно впечатляли. Я прикинул, что сюда можно было легко впихнуть штук пять наших средних московских квартир. Хотя сопоставить эту роскошь средней московской квартире было вообще сложно. Над блестящим мраморным полом висела люстра, похожая на множество искусно скрепленных веток, листья которых были сделаны из разноцветных кристаллов. Их осциллирующий блеск отражался в зеркальном шаре, подвешенном под люстрой, и рассыпался бликами по всему пространству.

Справа от нас стоял диван перед громадным камином, а еще дальше находилась сцена с тремя музыкантами, рядом с которой располагался бар. Тут и там из пола торчали, как поганки, одноногие белые столики, а на них красовались пышные букеты.

Еле оторвавшись от старающегося только для нас саксофониста, я повернул голову влево и увидел те же столики, бильярдный стол и вальяжно раскиданные по пространству сапфировые бархатные диваны и кресла. Между ними кое-где стояли мраморные античные статуи, как водится, голых геркулесов и венер, которые таращились в никуда своими пустыми глазами, а на стенах висели яркие картины в старинных золотых рамах. Только задняя стена дома обходилась без полотен. Она состояла практически из одного стекла, и за ней темнел сад, освещенный ярко-голубым бассейном, над которым вместе со светом поднимался пар в холодный осенний вечер.

– Позвольте предложить вам аперитив, – послышался тихий девичий голос со стороны, и поднос легко ткнулся в мою руку.

Я тряхнул головой и поморгал, чтобы отделаться от завораживающего интерьера. На образе девушки в черно-белой форме я сфокусировался с некой задержкой.

– Магда! – воскликнул я.

Девушка и Барон вздрогнули одновременно.

– Н-нет, вы ошибаетесь, – покачала она головой, и только теперь я осознал, что говорит она по-английски.

Барон впился в ее лицо каким-то очень нехорошим взглядом, хотя я уже и сам понял, что это вовсе не та служанка, которую я когда-то видел на Котельнической. Видимо, мне просто очень хотелось узреть нити, которые связывали бы мою прошлую жизнь и нынешнюю. Потому что время от времени мне не давало покоя ощущение, что я совсем не тот, кем был четырнадцать или даже семь лет тому назад.

– Если тебе говорят, что ты Магда… – начал Барон, но девушка перебила его.

– Вы ошиблись, – повторила она с потупленным взглядом. – Возьмите, пожалуйста, аперитив.

Оранжевая жидкость покачалась в фужерах и прыснула пузырьками.

– Да давай уже, – схватил Барон один из них и стремительно направился к сидящему на диване перед камином директору.

– Спасибо, – проговорил я тихо, снимая второй фужер с подноса. – Я вижу, что чем-то смутил вас, простите.

Девушка подняла на меня робкий и одновременно пытливый взгляд. Она была молодая и красивая, и поднос в ее руках выглядел не к месту.

– Вы действительно перепутали меня с кем-то? – почти что прошептала она.

– Ну да, – удивился я.

– Вы не хотели назвать меня просто понравившимся вам именем?

– Я… Не совсем понимаю…

– Адам, иди уже сюда! – резко окликнул меня Барон.

– Простите, – слегка поклонилась девушка и улетела с раскачивающейся юбкой.

Я проводил ее взглядом, отпил шампанского со вкусом персика и прошел к дивану.

– Что это ты завис? – рассмеялся директор. – Тут будут еще не такие, поверь. Садись!

Стоило мне опуститься, как тепло камина коснулось моих щек.

– Почему она так…

– Нервно среагировала на новое имя? – договорил за меня Дирк. – Это причуды местного персонала, не бери в голову.

Разумеется, я задумался еще больше о поведении девушки.

– Вообще-то мы хотели поговорить о твоей коллекции, – раздраженно повысил голос Барон.

– Коллекции! – вновь рассмеялся директор и закинул в рот одну из шоколадных конфет, лежащих горой на журнальном столике.

Столик стоял на золотых львиных лапах, а на его стеклянной поверхности рядом со сладостями валялись кредитная карточка и свернутая зеленая купюра.

– Что я могу рассказать вам о моей коллекции? – облизал он пальцы. – Вас интересует какая-нибудь конкретная картина? Ее цена?

– Честно говоря, я еще не успел попасть в Рейкс… в ваш музей, – признался я. – И имею всего лишь весьма смутное представление. К сожалению, я не сообразил купить заранее билеты, а очередь была…

– Очередь? – скривил директор свое красивое лицо в гримасу. – О какой очереди вы говорите?

– О… той, которую надо отстоять, чтобы попасть в музей, – напомнил я ему.

– О боже, какая прелесть! – сложил он белые ладони на груди. – Адам, вы сама невинность! Человек, который серьезно относится к очереди…

– А как… – почесал я за ухом.

– Такие, как мы, – внезапно наклонился ко мне директор и положил ледяную и влажную ладонь мне на запястье, – не стоят в очередях. Никогда. Или вы готовы потом так же в толпе ходить по музею и выглядывать из-за чужих плеч, чтобы рассмотреть ту или иную работу?

Я не стал признаваться, что именно так я и привык ходить по музеям, потому что чувствовал, что могу разрушить сложившееся о себе представление. Вместо этого я покосился на Барона, но тот пристально смотрел в огонь. Последовав за его взглядом, я тоже увидел танцующие языки пламени, но тут же снова отвел глаза. Наслаждаться огнем я не мог с того самого вечера в Париже, когда предал пламени свой блокнот. С тех пор вид огня вызывал в моей груди ноющую боль.

– Вот именно, – принял директор мое молчание за согласие. – Не готовы. Мы с вами не любим унижаться. Мы любим чувствовать себя на одном уровне с мастерами, а не с чахнущими поклонниками.