Здравствуй, Даша! - Микола Адам

– Здесь все такие молодые, – все же не удержалась сказать.

– Знаю, – произнесла Вера, – меня успели предупредить, на всякий случай. Сама как?

– Прихожу в себя, – ответила Даша, тяжело вздохнув.

– Не знала, что ты такая впечатлительная, – молвила Вера.

– Я сама в шоке, – не возражала Даша.

Они приближались. Вот уже нужный поворот. Разлапистый клен. Горочка. Две березы с одним стволом. Под этими березами и спала Анна со своей дочкой. Мраморный черный обелиск, ухоженная могилка, новая, только что поставленная оградка из белого кирпича, столик, скамеечка, цветы, как искусственные, так и живые, свежие.

Сестры вошли за оградку. Даша без сил опустилась на лавочку. Вера положила цветы на могилу.

– Красивая, – сказала она про Анну, улыбающуюся с изображения.

– Да уж, – согласилась Даша.

– И что теперь? – посмотрела Вера на сестренку.

– Тебе надо отойти куда-нибудь, – попросила Даша. – Только далеко не уходи.

– Понимаю, – кивнула Вера. – Я у клена того похожу, хорошо?

Старшая сестра оставила младшую одну и не спеша двинулась прогулочным шагом к названному ориентиру, стараясь на заглядываться на могилы. Зрелище не для слабонервных.

Даша сползла с лавочки на землю, встала на колени у изножия могилы. Ее взгляд встретился с глазами Анны на обелиске. Этим глазам она и говорила.

– Ну привет, Анна! – прошептали Дашины губы. – Мы с тобой не были знакомы, – помолчав, будто ждала ответного приветсвия, продолжала Даша, – но одно нас связывает. Мы обе любим. Любим одного и того же человека. Николая Михайловича. Не знаю, как его называла ты, мне нравятся его имя и отчество, поэтому я и обращаюсь к нему по имени-отчеству. И никогда иначе не назову. Не потому, что он старше, и не из-за уважения, а потому, что он именно Николай Михайлович и больше никто. Ни Коля, ни Николай, ни Колюня и так далее. Ты пойми это, пожалуйста. Я знаю, как он тебя безумно любил и любит до сих пор. Вероятно, и ты любила его бесконечно. Мне жаль, что у вас все так вышло, жаль и тебя, и твою с Николаем Михайловичем дочку, и самого Николая Михайловича. На него жутко и больно смотреть, когда он вспоминает тебя и дочку. Кулаки его сжимаются до боли и царапают ногтями кожу ладоней до крови в бессильном бешенстве, взгляд застывает, словно глаза, как вода, покрываются коркой льда, а скулы сводит судорога. Не знаю, знаешь ли ты, что он отомстил за тебя. Безусловно, этим ни тебя, ни вашу дочку не вернуть, но то, что он должен был сделать, он сделал. Ты уж не суди его строго. Так уж получилось, что на его пути встретилась я. Малолетка, дура дурой. Сама видишь, как я выгляжу. Я даже не думала, что у нас все так далеко замутится! Он просто заботился обо мне, выручал, опекал. Кто ж знал, что это выльется в сильные чувства, совсем не похожие на дружбу. Я сама много раз отгоняла от себя мысли о любви к нему, но они не уставали меня преследовать и в итоге поразили прямо в сердце. Я люблю Николая Михайловича, Анна, теперь я могу в этом признаться, не стесняясь и не боясь самой себя. Я никогда не сделаю ему больно, клянусь тебе. Не поиграю и не выброшу, как кошка с мышью. Я не такая. Я, наверно, очень похожа на тебя, если Николая Михайловича, будто магнитом, потянуло ко мне. Не внешне, конечно, ты вон какая красавица, а возможно, каким-то внутренним наполнением. Я не знаю тебя, поэтому могу ошибаться. Но если бы я была плохим человеком, он бы ни за что меня не заметил, правда ведь? Ты знаешь, он в нашем городе очень уважаемый человек, режиссер. Мы делаем спектакль вместе, я играю главную роль. Этот спектакль мы делаем для тебя, тебе посвящаем. Понимаю, звучит, будто я тебя покупаю, чтобы ты отстала от Николая Михайловича. Но, честно, спектакль, когда мы его отработаем, будет полностью посвящен тебе. Ты прости меня, Анна, за то, о чем я тебя прошу. Но, пожалуйста, не мешай нам. Николай Михайлович и так страдает безмерно. Подари ему возможность быть счастливым. Не за себя прошу, как бы дико это ни звучало. За него. Он любит меня, я это чувствую. Я люблю его. И ты это знаешь. Отпусти его ко мне, пожалуйста. Клянусь тебе, ты не пожалеешь…

Даша замолчала. Опустила голову. Минутная тишина внезапно была нарушена тихим шелестом березовых веток. Дашин слух словно обдало шепотом, который будто даже пропел: «он твой». Конечно, это могло быть обманным ощущением, но Даша готова поспорить с кем-угодно, что именно голос Анны слышала. Анна отпускала Николая Михайловича.

– Спасибо! – сказала Даша, счастливо улыбнувшись.

ЭПИЗОД 43

Ни с того, ни с сего над кладбищем повисла черная туча, накрыла тенью. Вера первая обратила на это внимание. Природа будто бы предупреждала о чем-то нехорошем, что может произойти именно с ними, с Верой и с Дашей. Вера огляделась по сторонам. Зашумел ветер. Он явился, словно предвестник чего-то плохого, ведя за собой, как проводник, целую толпу бритоголовых. Вера увидела скинхедов и оцепенела. Они приближались. И их целью была, если не Вера, то Даша точно. Кто-то рукой показал в Дашкину сторону. Скины прибавили шаг, побежали.

– Дашка! – позвала Вера сестренку. – Дашка, уходи оттуда!

Встревоженный голос Веры насторожил Дашу, но она не понимала причины. Здесь же никого нет. Она обернулась на голос. Заметила и приближающуюся толпу, не ускользнула от взгляда и черная тень от тучи. Как в плохом ужастике. Мелькнула мысль.

Даша поспешила к сестре.

Скины были в нескольких десятках метров. Они показывали пальцем на девушек, выкрикивали разные слова в их адрес.

– Чё они нам сделают? – храбрилась Даша. – Сейчас день.

– И никого вокруг, – произнесла Вера. – Одни могилы. Нужно сваливать.

– Бежать надо было раньше, – заметила Даша.

– Еще не поздно, – настаивала Вера. – Это же отморозки! От нас только рожки да ножки останутся!..

Не дожидаясь Дашиного ответа, Вера схватила сестренку за руку и рванула прочь со всех ног, только ветер в ушах засвистел. До спасительных ворот – почти километр расстояния. И еще не факт, что за ними – спасение. Никто не захочет связываться с фашиствующей группировкой. Это в кино и в книжках все герои. А в реальной жизни отвернутся и пройдут мимо, даже если тебя будут на куски кромсать. Сколько их, тех, что сзади? Человек двадцать-двадцать пять? Да когда они выбегут за ворота в таком количестве, прохожие поспешат на другую сторону перейти, засунув собственные глаза и глотки в одно место, чтобы и им не перепало не дай Бог!

С другой стороны, зачем побежали? Скины же только над черномазыми издеваются!..

– Куда бежите, дуры? – догоняли сестер крики с угрозами. – Догоним, хуже будет!.. Эмо, куда разогналась? Это же дом твой родной! Мы поможем тебе в него вернуться!.. А для начала ты отсосешь у нас всех!.. Эй, коза, догоню, всажу во все дыры!..

– Вер, это чё, с нами? – не верила ни глазам, ни ушам своим Даша. Она бежала на одном уровне с сестрой, но та явно уже с трудом переставляла ноги. А бежать еще до ворот и бежать…