Слабо не влюбиться? - Татьяна Юрьевна Никандрова

Глупое и совершенно иррациональное желание.

Пазик трогается с места. К горлу подступает тугой першащий ком. Я обещала себе не плакать, и мои глаза уже сухи. Но вот сердце… Мое бедное, изнуренное переживаниями сердце выполняет кульбит за кульбитом. Словно артист под цирковым куполом.

В самый последний миг Соколов выворачивает шею, и наши с ним взгляды пересекаются.

Это длится ровно секунду. Короткую, острую, мучительно прекрасную.

А потом гудящий автобус скрывается за поворотом.

Глава 41. Весна 2018

Вылетаю на улицу и торопливо устремляюсь к остановке, на ходу повязывая на шею шарф. До начала пар чуть меньше получаса, а мне еще нужно успеть доехать до главного корпуса. На календаре официально март, но погода на дворе по-прежнему зимняя. Холодно, снежно, а ноги так и скользят по заледеневшим дорожкам.

Добираюсь до остановки и чудом успеваю запрыгнуть в автобус, двери которого вот-вот закроются. Оплачиваю проезд, пробираюсь поближе к окну и втыкаю наушники. Теперь у меня есть шанс побыть наедине со своими мыслями. Хотя бы десять минут.

В уши заливаются звуки любимой музыки, а перед глазами пролетают пейзажи уставшего от затяжной зимы города. Одетые как капуста дети неуклюже бредут по тротуарам, держа за руки торопящихся родителей. Вечно форсящие подростки в коротеньких джинсах зябко переминаются с ноги на ногу. А бабульки, укутанные в пуховые платки, по обыкновению перебегают дорогу в неположенных местах.

Внезапно телефон в кармане куртки жужжит, и я спешу извлечь его наружу. На экране — широко улыбающаяся физиономия лучшего друга. Соколов выходит на связь нечасто, поэтому каждый его звонок — для меня целое событие. В кровь выплескивается адреналин, а губы растягиваются в улыбке.

— Алло! Привет! — тараторю я, приложив мобильник к уху. — Алло! Меня слышно?

Тёма служит на Сахалине, в воздушно-десантных войсках, и связь в тех краях оставляет желать лучшего.

— Привет, малая, — сквозь помехи я наконец слышу его голос. — Как дела?

— Нормально, еду на учебу, — прижимаюсь лбом к окну, напряженно вслушиваясь в звуки на той стороне провода. — Как ты поживаешь?

Насколько я поняла, телефоны в армии не приветствуются, но парни все равно умудряются пользоваться гаджетами. Исподтишка и шифруясь. Именно поэтому надо общаться быстро и по делу, ведь разговор в любой момент может оборваться.

— Пойдет. Только холодно, зараза. Задолбался мерзнуть. А так все хорошо, — в Тёмкиной трубке гудит ветер. — Что с преподом по истории искусств? По-прежнему тебя достает?

— Да, кажется, я попала в список его нелюбимых студенток, — горестно вздыхаю.

Вениамин Иванович невзлюбил меня на самом первом занятии, когда поймал на том, что я не записываю каждое его слово. История искусств — предмет, безусловно, интересный, но все же абсолютно не прикладной. Он, скорее, нужен для общего образования, нежели чем для решения конкретных профессиональных задач. Да и тот материал, что Вениамин Иванович дает на лекциях, с легкостью можно найти в Интернете. Именно поэтому в тот день я не спешила конспектировать.

Очевидно, преподавателя оскорбило мое, как он тогда выразился, пренебрежительное отношение, и с тех пор он постоянно ко мне цепляется. То ответ у меня недостаточно глубокий, то мой доклад недостаточно раскрывает тему. Короче, все ему не так. По этой причине я с трудом представляю, как буду сдавать зачет по этому предмету.

— Скажи этому старому зануде, что его история искусств тебе в жизни не пригодится, — со свойственной ему легкостью рассуждает Соколов. — Пусть идет к черту!

На секунду в воображении вспыхивает сценка, как я и впрямь высказываю это все чопорному Вениамину Ивановичу. Улыбка становится шире — препод бы в осадок выпал!

Но без Тёмы я, к сожалению, не такая отважная. Друг ушел в армию — и я завязала с безбашенными поступками. Больше не ем насекомых, не катаюсь на байке и не хожу по сомнительным заведениям. Моя жизнь теперь спокойна и упорядочена. Никаких эксцессов.

— Если я ему так заявлю, то не видать мне зачета как своих ушей, — смеюсь в трубку. — Лучше я как-нибудь по старинке: отмолчусь в надежде на то, что он сменит гнев на милость.

— Ты слишком хорошая, Солнцева, — в интонациях Артёма слышится нежность. — Не позволяй этому миру себя сожрать, ладно?

— Ладно, — чуть сильнее сжимаю трубку, словно стремясь передать ей свою щемящую печаль.

Когда Соколов вот так со мной разговаривает, я снова начинаю чувствовать то, чего чувствовать не должна.

— Я пипец как соскучился, — неожиданно выдает он. — По тебе, по дому, по картошке фри из Макдоналдса, по диджейскому контроллеру.

Друг не в первый раз заводит речь о подобном, но сегодня в его голосе особенно много грусти. Должно быть, сейчас — у него один из тех моментов, когда накрывает. Когда тоска по былой жизни становится нестерпимой и достигает пика.

— Еще полгодика, Тем. Еще немного, — приговариваю я.

— Я знаю, Вась, знаю, — Соколов выдыхает и нарочито весело добавляет. — Как там Грановская? Все воюет со своим сводным?

— Ага, того и гляди поубивают друг друга.

— Бедный парень. Зная Лерку, могу с уверенностью сказать, что ему приходится ой как несладко, — ржет друг.

— По-моему, мы должны быть на ее стороне, — с укором говорю я. — Она же наша подруга!

— Так-то оно так, но я до сих пор помню, как Грановская вцепилась мне в волосы в пятом классе. Я тогда чуть раньше времени не полысел!

Прыскаю в кулак, воскрешая в памяти забавный случай. Лерка тогда ужасно взъелась на Соколова за то, что он смеха ради напялил ее новенький пуховик. Раскричалась, начала бегать за ним по всей школе, а поймав, схватила его за кудри и начала яростно их дергать. Артём еле от нее отбился.

— Брось, это было сто лет назад, — отвечаю я. — Сейчас Грановская куда смирнее.

Кидаю очередной взгляд за окно и с ужасом осознаю, что проехала свою остановку. Кошмар! Ведь первой парой как раз лекция по истории искусств! Вениамин Иванович будет вне себя, если я опоздаю. Со свету меня сживет!

Соколов о чем-то беззаботно трындит в трубку, но мне приходится его прервать:

— Тём, извини, мне пора! Я с тобой заболталась и лишнего проехала!

— Ничего, бывает, — отзывается друг. — Пока, малая. Удачи с занудным преподом!

Бросаю «спасибо» и торопливо засовываю телефон обратно в куртку. Расталкивая сонных пассажиров, продираюсь к дверям и на весь автобус верещу:

— Остановите, пожалуйста! Я остановку проехала!

Но железная махина знай себе мчит на всех парах. Дотягиваюсь до расположенной на поручне стоп-кнопки и принимаюсь отчаянно ее выжимать. Однако сколько я не напрягаю