Массмедиа с древнейших времен и до наших дней - Уильям Бернстайн

Скорее всего, Лютер не приколачивал к двери собора свои тезисы, возможно, из-за отсутствия интереса. По словам ученого Пола Грендлера:

Если бы это и произошло, то событием заинтересовалось бы ограниченное число преподавателей и студентов университета, да, возможно, несколько посторонних, понимавших латынь, и они устроили бы диспут на абстрактные теологические темы. Профессор, студенты и случайные наблюдатели несколько часов шумно бы поспорили и ни к чему бы не пришли, как всегда бывает на ежегодной конференции Ренессансного общества Америки. Разница лишь в том, что нынешние ученые не такие горластые и более вежливые.

Ни одного документа, свидетельствующего о «лютеровских» дискуссиях, не сохранилось. То, что начиналось как академический диспут, распространилось в силу внутренней логики документа, немалую роль сыграла личность самого Лютера и его литературный талант. Тем не менее, до изобретения Гутенберга всех этих факторов было бы недостаточно, ибо проповеди Лютера, сколь бы зажигательными они ни были, услышали бы немногие. В данном случае не важно, проповедовал Лютер только на латыни или нет и сильно бы при этом заикался – писал он, как мы теперь знаем, отлично. Вдобавок он быстро запасся типографским оборудованием, а Кранах, один из лучших художников того времени, создал гравюры для текстов Лютера.

Ересь Лютера Льву Х, разумеется, не нравилась, и через несколько месяцев он послал своего легата кардинала Каэтана в Аугсбург. От имени папы Каэтан приказал выслать Лютера в Ватикан. Фридрих отказался. Два года спустя Лютер дискутировал в Лейпциге с двумя другими теологами. В этой дискуссии он уничижительно высказывался о церкви, и это так возмутило папу, что он пригрозил Лютеру отлучением, если тот не отречется от своих 95 тезисов. Лютер ответил тремя своими самыми известными сочинениями: «К христианскому дворянству немецкой нации», «О вавилонском пленении церкви» и «О свободе христианина». Папский нунций приказал сжечь эти работы и объявил об отлучении Лютера, а тот, в свою очередь, сжег буллу с этим распоряжением.

В 1521 году император Священной Римской империи Карл V издал Вормский эдикт, осуждавший Лютера. Фридрих Мудрый сделал вид, будто Лютера похитили, на самом же деле спрятал того в вартбургском замке, хотя, согласно эдикту, Лютера должны были арестовать. Вскоре, однако, Карла отвлекли военные неурядицы на континенте, и он забыл о Лютере.

Лютер продолжал нападки на церковь, поскольку одним из первых понял значение изобретения Гутенберга и воспользовался им в полной мере. Лютер обладал тем, что сегодня называют «преимуществом первого хода». Мы не слишком погрешим против истины, если скажем, что после 1517 года на протяжении нескольких десятилетий Лютер и его сторонники эффективно управляли доминирующим коммуникационным инструментом эпохи; в результате он получил фору, такого преимущества не было у большинства ортодоксальных оппонентов, не понимавших, с чем они имеют дело.

И все же будем справедливы: несколько человек из католической иерархии поняли коммуникационную силу печатного станка. В 1470 году, спустя несколько десятилетий после Гутенберга, германский монах Вернер Ролевинк заметил, что напечатанная исповедь доходит до большего числа прихожан, нежели та, которую читают с амвона. Позднее Иоганн Добнек (истории он больше известен под латинским именем – Кохлеус), возможно, наиболее известный интеллектуальный оппонент Лютера, назвал печатный станок самым благотворным созданием человечества.

Увы, печатная продукция могла дойти до масс только на родном языке, а приверженность церкви латыни создавала препятствие и одерживала победу в борьбе с диссидентами, заполучившими печатный станок. Печатный станок внушал страх даже через сто лет после Гутенберга. Как выразился один из сторонников Лютера, «за один день два человека могли напечатать больше, чем делали двадцать писцов за несколько лет, столько времени удалось высвободить». Другой соратник Лютера восклицал: «Книгопечатание воистину Божий дар!»

В наши дни книги и брошюры печатают на больших станках и доставляют продукцию как соотечественникам, так и читателям всех стран света. В Средневековье наземная дистрибуция была опасной и чрезвычайно дорогой. К тому же стоимость бумаги составляла половину денег, затраченных на производство книги, а вторую половину съедали накладные расходы. Это означало, что от повышения масштабов производства книгопечатание не получало прибыли: тираж сотен тысяч книг не приносил большей выгоды в сравнении с тиражом в несколько тысяч. При таких условиях разумнее было копировать, переиздавать и перепечатывать книги в каждом городе.

Огромное количество работ Лютера вскоре превысило возможности крошечной типографии Гутенберга, и Лютера это не устраивало:

Вы не можете себе представить, как я раздосадован и возмущен его работой. Зачем я только с ним связался? Он напечатал эти работы столь небрежно, невнимательно, путано, что я убрал эти неряшливые книги с глаз долой. Типограф Иоганн так ничему и не научился!

Лютер вскоре обратился к другому типографу Виттенберга – Мельхиору Лоттеру, работавшему вместе с ювелиром Кристианом Дерингом и художником Лукасом Кранахом Старшим. Деринг оказывал финансовую помощь, художник вкладывал свой талант, высоко ценившийся в ту эпоху визуального. Плодовитость Лютера вскоре превысила возможности Лоттера, Деринга и Кранаха, так что в следующие несколько десятилетий в одном только Виттенберге Лютер обращался еще по меньшей мере к шести типографам.

Выгода от собственной работы Лютера, похоже, не беспокоила, заработал он и в самом деле немного. Деньги его не волновали, он заботился только о качестве напечатанных текстов, которые и вправду часто печатались небрежно. В ту эпоху экономическая выгода зависела не столько от аккуратности и точности, сколько от скорости появления материала, а потому корректура виделась слишком большой роскошью. Несмотря на то, что грамматика Лютера была безупречна, в тексты его книг вкрадывались ошибки, путали и номера страниц, и заголовки разделов, что страшно возмущало профессора из Виттенберга. То, что мы сегодня называем пиратством – Nachdruck, – беспокоило Лютера не столько из-за финансовых потерь, сколько из-за невозможности контроля качества. К примеру, по оценке одного ученого, между 1522 и 1526 годом на каждое издание лютеровских работ, осуществленное в Виттенберге и проверенное зорким глазом автора, пять изданий печатали в других местах, а о контроле и речи не заходило. Однажды Лютер пожаловался:

Я начал работу над [рукописью], и тут какой-то мошенник, сочинитель, живущий за наш счет, крадет мою рукопись, прежде чем я ее закончил, и издает, не обращая внимания на наши расходы и наш труд.

Чтобы предотвратить подобное пиратство, Лютер впервые выступил в защиту интеллектуальной собственности: создал в одобренных им изданиях два товарных знака – «ягненок, потир и флаг» и «роза Лютера». Даже в этом случае, по свидетельству одного ученого, с Лютером работали сорок пять из семидесяти германских первопечатников. Сам он мало заботился о выгоде, однако сделал многих издателей богачами: Мельхиор Лоттер и другой типограф из Виттенберга, Ганс Луфт, считались одними из самых богатых горожан, последнего даже выбрали бургомистром.