Дело Томмазо Кампанелла - Глеб Соколов

– Какое настроение над всеми остальными настроениями станет главным?.. – переспросила маска Томмазо Кампанелла. В узкую щель, оставленную для глаз между полосами шарфа было видно, как прищурилась она при этом.

И тут же маска Томмазо Кампанелла ответила:

– Настроение Парижской Коммуны, восстания безрассудного и пламенного, которое выступило с надеждой победить, но шансов на эту победу почти с самого начала не имела! Вот какое настроение! Они решили, что терпеть больше нет сил: лучше смерть, гибель, крушение всего и вся, чем такая жизнь хотя бы еще день. Смерть или избавление! Гибель или избавление! Попытка была отчаянна, невероятна, нереалистична, самоубийственна, но в этом-то и была ее главная прелесть. Наш «Хорин» будет, как Парижская Коммуна, которая продержалась всего два месяца. Через два месяца – смерть, гибель, конец. Расстрелы у стены кладбища Пер-Лашез. Но в эти два месяца обывательское и мещанское чувство здравого смысла перестает существовать. Трезвый подход к жизни и расчетливый реализм перестают существовать. Мы тоже пойдем вопреки здравому смыслу и всем гнусным расчетам с безжизненными реализмами, от которых за километр попахивает мертвечиной. Но представляете, какая эмоция, какое настроение родятся в этот вечер и в эту ночь в нашей голове! Какая невероятная эмоция! Какое невероятное настроение! Настроение Парижской Коммуны. Это революция, это пиршество азарта, пламенной надежды, веры в избавление от мрака. И самое главное: мы не станем думать о худшем. Все-таки хоть маленький, хоть теоретический, хоть какой-нибудь, хоть один из сотни шанс у парижских коммунаров все же был! Это-то: войти в раж и попытаться переменить все и впасть в странную, невероятную горячку избавления от мрака, имея в кармане всего только один шанс из сотни – и есть суть момента, суть того, что я предлагаю ввести в «Хорине». Нынешний «Хорин», «Хорин» после Юнниковой – это наша маленькая и гордая Парижская Коммуна. Пусть перестанут существовать законы логики и человеческой психологии, пусть перестанут существовать здравые смыслы и трезвые расчеты! А вместе с ними и законы математики, геометрии, биологии, географии, языкознания. Будь прокляты все законы, которые против того, чтобы этим вечером, этой ночью мы устроили революцию в настроениях. Да здравствует вхождение в раж и вдохновенная горячка!

– Да здравствует сегодняшняя ночь! Ночь революции в хориновских настроениях! – вдруг раздалось у них за спиной.

Все повернулись на голос. В дверях стоял курсант, с которым только-только недавно его тетушка и его друг Вася в такой спешке попрощались.

– Простите, тетушка, что я нарушил обещание говорить стихами, – улыбаясь, извинился курсант. И продолжил. – Но маленький стих я все же сейчас прочту.

«Прекрасное мгновенье – я все понял.

Я с вами маски! Пусть горит огнем

Казарма, вечер, завтрашний экзамен…

Иль, может быть, успею все же я?!»

– Нет, нет! Племянничек, я не могу этого допустить! – вскричала тетушка. – Ты сейчас же возвращаешься в казарму. Я должна была это предвидеть. И кто только надоумил тебя пойти в военное училище? Ведь ты же не военный человек! Военный человек – это форма, порядок, уравновешенность… Ты же поэт!.. Пусть и не достигший пока никаких вершин… Ох, доведешь ты себя до беды! До трибунала! Ох!.. Как же ты мог опять вернуться сюда?! Ох, до трибунала!

«Трибунал – не трибунал, а я стихи все сочинял!» – весело проговорил курсант, которому, кажется, мрачная перспектива нисколько не портила настроения.

– Подождите… Подождите… – проговорила маска в костюме звездочета с высоким черным колпаком, усыпанным белыми звездами, в длинном, спускавшемся до самых пят балахоне. В ее голосе звучали какие-то неожиданно горькие, какие-то обиженные нотки. – Кажется… Я так понял… Мы так поняли… Вы все воспринимаете слишком весело. Как милую шутку. Для вас это только милая шутка, забава. Но нет… Мы не кривляемся! И вы… – тут маска звездочета посмотрела на курсанта-хориновца, – не должны кривляться!

Некоторое время маска звездочета молчала, а потом добавила:

– Прошу вас – не воспринимайте все это как кривляние, как спектакль, который может быть в одночасье отменен и… артисты, выкинувшие свои роли из головы, разойдутся по домам. Нет. Для нас это гораздо более серьезно. Все это может очень плохо кончиться. Поэтому относитесь к этому очень серьезно.

Курсант-хориновец по-прежнему улыбался. Казалось, слова маски звездочета не произвели на него никакого впечатления.

– Все это ерунда! – проговорил он. – Я нисколько за себя не опасаюсь. У меня все в порядке. Некоторые трудности со временем – не в счет. Я еще успею вернуться в казарму. Я смогу сделать так, что все будет шито-крыто! Никто ничего не узнает. Мое отсутствие останется для всех, а главное – для моих начальников, тайной. Лишь очень ограниченный круг посвященных товарищей-курсантов будет знать о том, что этой ночью я располагал своим временем несколько более вольготно, чем это мне положено по законам моего… моего «жанра». Жанра «жизнь курсанта военного училища». Между прочим, как-то здесь немного скучновато. Я не понимаю, куда делся Томмазо Кампанелла?

Маска, изображавшая Томмазо Кампанелла подняла руку, давая понять, что она здесь и никуда не уходила.

– Понимаю, понимаю, дружище! Дело Томмазо Кампанелла живет и побеждает. Но вы – всего лишь двойник. Маска! А я вас спрашиваю, куда подевался настоящий Томмазо Кампанелла? Не знаете. Небось, пьет где-нибудь. А мы здесь прозябаем в бездействии. В духоте, в табачном дыму. Пойдемте, погуляем, что ли! Попугаем прохожих! Может, ограбим кого-нибудь. Благо, мы в масках и нас все равно никто не узнает. Нечто вроде гангстеров, которые перед ограблением магазина надели на себя маски поросенка или зайчика. Погода – буря, ветер, снег. Самое время для прогулок. Темнота на улице – выколи глаз. Фонари погасли. В моей голове тоже погасли фонари. А зачем им светить, если я все равно умру. Если я будущий труп, а перед этим – мерзкий старик, дед. Надо экономить электроэнергию. А то нечем будет осветить свои трусливые мыслишки, когда предстану перед Господом на страшном суде. Снег валит, как из мешка. Одолжит мне кто-нибудь лишнюю маску и лишний балахон? В конце концов, вы хотели раскручивать эмоции, вы хотели создавать настроение эдакого необыкновенного сказочного вечера, когда сбудутся все самые невероятные варианты, вы хотели сгущать сказочную атмосферу, так что же вы здесь сидите?! Одними упорными репетициями дела не сделаешь! Я понимаю, работать, конечно, тоже необходимо, но «талант усердьем не заменишь». Это ведь правда, что не заменишь. Главное в жизни это все-таки вдохновение, порыв. Черт его знает, может быть, этому вечеру действительно суждено все перевернуть в нашей жизни. Кто знает?! Настроение действительно странное. Гибельное, восхитительное настроение. Честное слово, ужасно душно! Надо пройтись, прогуляться. Может быть, на улице, на холодке моя больная голова остынет наконец и успокоится? Ведь мне-то чего? Чего я так вместе с вами со всеми заодно, за компанию разволновался?! Я молод, можно сказать, юн. У меня нет никаких проблем. Я только еду на ярмарку. Чего же я так вместе с вами со всеми разволновался? Пусть Томмазо Кампанелла волнуется! Пусть устраивает свои личные революции в одном отдельно взятом Томмазо Кампанелла. Мне-то что?! Мне-то какое до всего этого может быть дело?! Господи, я – молодой человек с прекрасным будущим. Мне-то что?! Странно, что влечет меня сюда? В «Хорин». Влечет настроение, состояние… Нет, надо прогуляться, проветриться. Может быть, там, на холодке вся эта дурь сама собой выветрится из головы? А то такое ощущение, что лечишься за компанию с тяжелобольными людьми, принимаешь горькие лекарства, ходишь на оздоровительные процедуры, но сам при этом никакими болезнями не страдаешь. Может, мне просто неправильно поставили диагноз, и я здоров?! Не-ет, нам всем надо проветрить свои воспаленные мозги!