Состояния отрицания: сосуществование с зверствами и страданиями - Стэнли Коэн

В начале семидесятых он предвидел то, что должно было произойти. Люди осознавали, что ценой ежедневного притворства, отрицания и внешнего конформизма является постоянное унижение и утрата достоинства. Торжественно совершая ритуальные действия, которые в частном порядке кажутся вам смешными, вы публично отказываетесь от самого себя. Но ничто из этого не забывается; притворство остается похороненным в сознании, став частью эмоциональной памяти, но продолжающим действовать как токсичное вещество. Итак, «когда кора трескается, и лава жизни выплескивается», поиск общественного признания формируется частной горечью, мстительным гневом[242].

После введения понятия вытеснения (подавления) я рассмотрю личное отрицание частного (автобиографического) прошлого на примере «синдрома вытесненной памяти». Однако моей главной темой является личное отрицание публично известных прошлых злодеяний.

Прелюдия: вытеснение

Я следую традиции, используя слово «отрицание» для обозначения настоящего и слово «вытеснение» для обозначения прошлого. Однако первоначальное противопоставление Фрейда было совершенно иным: вытеснение относится к внутренним состояниям, таким как эмоции, тогда как отрицание относится к внешним реальностям. Вытеснение (подавление) – гораздо более значимое понятие в теории Фрейда, чем отрицание, и его значение еще более неуловимо. Часто подавление рассматривается как совершенно бессознательное; в других случаях оно мутирует в «подавление» – сознательное решение забыть. В конечном итоге Фрейд использовал вытеснение как общий термин для всех защитных механизмов и рассматривал его как основу всей своей теоретической конструкции. Одно из его определений вытеснения – прекрасное высказывание об отрицании: «не требующее моральных усилий регулярное избегание всего, что когда-то вызывало беспокойство… Общеизвестен тот факт, что большая часть избегания того, что причиняет беспокойство – эта страусиная политика – является тем, с чем еще предстоит столкнуться в нормальной психической жизни взрослых»[243].

Подавление стало архетипическим защитным механизмом: оно удерживает от осознания информации, вызывающей психические боли от травмы, вины и стыда. Такое общее употребление игнорирует различие между тревожащими внешними событиями и тревожными чувствами по поводу этих событий. Мы можем помнить, что произошло, но подавлять эмоциональный тон или же помнить, что нам было плохо, забывая при этом, из-за чего нам было плохо. В любом случае такая тактика обречена на провал. Подавленная боль «на самом деле не бывает забыта»: она остается где-то «там», вызывая искажения, патологию внутренних состояний и вообще нездоровое «символическое поведение». Терапевты пытаются освободить эти скрытые слои; пациенты, как правило, отказываются сотрудничать: они сопротивляются, протестуют, ноют и отрицают («Что, я?»). Чем глубже исследование сегодняшних неприемлемых сексуальных желаний, детских травм, детских воспоминаний, тем сильнее боль. Но, согласно метафоре, которую предпочитают Комиссии по установлению истины, чем глубже рана, тем решительнее ее следует вскрыть.

Фрейд пошел немного дальше: «Наиболее периферийные слои содержат воспоминания, которые легче всего запомнить и которые всегда четко осознаются». Чем глубже мы погружаемся в наше сознание, тем труднее становится распознать возникающие воспоминания, пока вблизи ядра мы не наталкиваемся на воспоминания, от которых пациент отказывается даже при их восстановлении»[244]. Мы входим в состояние двойного неосведомленности – как о первоначальных вытеснениях, так и о наших попытках скрыть их появление сейчас. Это действительно тройное забывание: мы забываем, мы забываем, что забыли, затем мы забываем то, что начинаем вспоминать.

За все эти развлечения и игры разума предусмотрены ужасные наказания. Первое – это повторение. Мы продолжаем совершать одни и те же глупые, разрушительные поступки[245]. Но мы не осознаём, что повторяемся. В этом и состоит проблема: отвлекающие когнитивные схемы, которые мы обычно используем, скрывают факт повторения от осознания. Мы забываем, что делали это раньше, и не признаем – даже отрицаем, – что делаем это снова. Это классический и тяжелый самообман: хранить даже от самих себя тайну, что это новое место, лицо или проблема вовсе не новы. Второе наказание – утечка. Пока мы отчаянно давим и подавляем, невозможно закрыть люки. В конце концов «правда выйдет наружу». Рано или поздно репрессированные нанесут вам нежелательный визит. Именно это имеет в виду архиепископ Туту, когда говорит о том, что прошлое возвращается, чтобы преследовать вас. Эту метафору используют даже светские защитники истины, справедливости и примирения. Клиническое и политическое становятся синонимом друг друга.

Личные воспоминания, личное прошлое

Вероятно, самым ожесточенным спором в практике психотерапии, когда-либо дошедшим до широкой публики, является история синдрома подавленной памяти (RMS-СПП), синдрома ложной памяти (FMS-СЛП) и терапии восстановленной памяти (RMT-ТВП). Этот тревожный эпизод поднимает множество вопросов, касающихся психоаналитической теории, концепции подавления, психологии забывания и превратностей высказывания правды в личной жизни[246]. Рискуя стать жертвой эффекта туннельного видения, я использую эту историю только для того, чтобы поднять довольно простой вопрос: не все, что отрицается, должно оказаться правдой.

Основной идеей, объясняющей СПП, является вера в то, что очень многие женщины в детстве подвергаются сексуальному насилию (обычно со стороны отца). Если это происходит в очень раннем возрасте, событие немедленно вытесняется из сознания; это основная причина многих необъяснимых депрессий и других продолжающихся психических расстройств, часто называемых истерическими или невротическими симптомами. Вытеснение оказывается тотальным: буквально нет ни знаний, ни воспоминаний об этом опыте. Но скрытая травма остается в первозданном состоянии. Как записанное на видеокассету, событие прекрасно сохраняется, будучи запертым на десятилетия во вневременной зоне разума, все время и систематически нанося вред. Текущие симптомы представляют собой ассоциативные символы (часто выраженные соматически), отсылающие к бессознательным воспоминаниям об исходной травме. Забывание – невозможность получить доступ к конкретному событию – может быть вызвано только вытеснением. Но точно так же, как событие «теряется» в результате подавления, его можно «восстановить» или «вспомнить». Терапия Восстановления Памяти, представляет собой комбинацию техник классического психоанализа, гипнотерапии и всех мыслимых разговорных терапий или работы с телом в стиле Нью-Эйдж, призванных помочь пациентам вспомнить свои давно подавляемые воспоминания о сексуальном насилии в детстве.

Теория приписывает вытеснениям исключительную силу. Версия, известная как «сильные», «массовые» или «жесткие» вытеснения, утверждает, что «многие дети способны забыть о насилии, даже когда оно с ними происходит»[247]. Сознательный доступ к травматическим воспоминаниям тогда полностью блокируется. Эти пациенты поверят, что в течение многих лет, даже десятилетий, они «жили» воспоминаниями о двух разных вариантах детства. Живущая в их памяти история и воспоминания о нормальном (даже «счастливом») детстве оказывается фантазией, прикрытием, защищающим их от ужасной правды. Другой вариант, о котором они ничего не знали, – подсознательная запись жестокого обращения с ними и их страданий – реален. Сильное подавление – это не то же самое, что обычное мотивированное забывание (мы забываем то, что не хотим помнить), которое не происходит бессознательно или