Остров. Тайна Софии - Виктория Хислоп

В эту минуту вошли Андреас и его отец, и комнату заполнили удивленно-радостные восклицания. Пять минут спустя трое мужчин уже сидели вокруг стола с бокалами раки в руках. Анна сообщила, что ей надо заняться организацией ужина, и вышла из комнаты.

Час спустя, к приходу Элефтерии, под столом стояли уже две пустые бутылки из-под раки. Маноли и Элефтерия крепко обнялись и даже пустили слезы радости. Сестрам Андреаса были незамедлительно посланы письма, сообщающие о приезде кузена, и в воскресенье в поместье состоялось пышное празднество в честь возвращения Маноли после десятилетнего отсутствия.

Маноли Вандулакис был жизнерадостным и ветреным молодым человеком, который последние десять лет жизни провел в континентальной части Греции и в других странах, сумев промотать немалое наследство. Его мать умерла при родах, а спустя несколько лет, едва дожив до тридцати, в результате сердечного приступа отошел в мир иной и его отец. В детстве мальчик не раз слышал разговоры, что его отец умер от разбитого сердца, и решил, что как бы там ни было, а жизнь надо прожить так, словно каждый день является последним. Эта жизненная философия превосходно сочеталась с характером Маноли, и остановить его не мог даже дядя Александрос, который после смерти Янниса Вандулакиса стал опекуном мальчика. Уже в детстве Маноли обратил внимание, что все вокруг выполняют свои повседневные обязанности подобно роботам, позволяя себе расслабиться лишь в церковные праздники и по воскресеньям. Он же был настроен превратить свою жизнь в непрерывную череду удовольствий.

Маноли почти не помнил своего отца, не говоря уже о матери, но ему каждый день повторяли, что они вели правильную, высокоморальную жизнь. «И что хорошего им это дало? – спрашивал мальчик, повергая родных в ужас. – Спасло оно их от смерти?»

Рок настиг их подобно коршуну, хватающему беззащитную добычу посреди голой пустыни.

«Ну и гори все огнем! – говорил себе Маноли. – Если судьбу нельзя перехитрить, то можно хотя бы посмотреть, что жизнь может предложить мне помимо нескольких десятилетий, проведенных среди критских холмов, и последующего ухода под землю».

И вот десять лет спустя он вернулся домой. Если не считать редких писем, которые он присылал тете и дяде то из Италии, то из Югославии, но чаще всего из Афин и в которых сообщал, что жив и здоров, связей с родными молодой человек почти не поддерживал. Александрос понимал, что если бы его брат Яннис не умер в таком молодом возрасте, именно он сейчас был бы главой клана Вандулакис и владельцем большей части семейного богатства, и соответственно, Маноли был бы его наследником. Но, дожив до восемнадцати лет, юноша предпочел получить свою долю наследства деньгами, которые впоследствии благополучно промотал в Риме, Белграде и Афинах.

– Светская жизнь обходится очень дорого, – рассказывал он Андреасу вскоре после возвращения. – Самые лучшие женщины подобны отменному вину – они дороги, но стоят каждой потраченной на них драхмы.

Однако после того как «лучшие женщины Европы» очистили карманы Маноли, он вернулся к родным – с несколькими монетами в кармане и держа в уме обещание дяди, когда бы он ни приехал, подыскать ему работу в поместье.

Его приезд стал для Вандулакисов большим событием – причем не только для дяди и тети молодого человека, но и для Андреаса. Разница в возрасте между двоюродными братьями составляла лишь шесть месяцев, и их действительно многие принимали за близнецов. В детстве они были не разлей вода и поверяли друг другу все свои сокровенные мысли, но в восемнадцатилетнем возрасте их пути разошлись – так что было сложно даже представить себе, как все пойдет теперь, после возвращения Маноли.

Впрочем, это возвращение пришлось весьма кстати. В следующем году Александрос Вандулакис должен был уйти на покой, и Андреас нуждался в помощнике, на которого мог бы переложить часть забот по управлению поместьем. Все единогласно решили, что лучше будет поручить эту работу Маноли, а не нанимать человека со стороны, и хотя у Александроса были некоторые сомнения, способен ли молодой человек справиться с делом, он решил не озвучивать их. В конце концов, Маноли приходился ему родным племянником.

Несколько месяцев Маноли прожил в доме в поместье под Элундой. Там было полно свободных комнат, так что его присутствие никому не мешало, однако в декабре Александрос сообщил племяннику, что тот может переселиться в собственный дом. Маноли пришлась по душе жизнь в семье, с которой он по собственной воле разлучился на десять лет, но дядя рассчитывал, что в будущем он женится, а значит, ему обязательно нужен будет свой дом.

– Тебе очень повезет, если ты найдешь девушку, которая согласится жить в доме с двумя другими хозяйками, – заявил Александрос племяннику. – Три женщины в доме – это к беде.

В доме, который Александрос передал Маноли, раньше жил наемный управляющий поместьем. Дом находился в километре от главного дома и был соединен с ним мощеной дорогой. Он состоял из четырех спален и большой гостиной, чего по всем статьям должно было хватить холостяку. Впрочем, Маноли по-прежнему регулярно приезжал в главный дом: как и Александросу с Андреасом, ему нравилось жить на всем готовом, а не готовить завтраки и ужины самостоятельно. Всем Вандулакисам были по душе его чувство юмора и непринужденная манера держаться, однако вечером он по настоянию Александроса всегда отправлялся к себе домой.

Всю жизнь Маноли, подобно мотыльку, порхал с одного места на другое. И везде, где он побывал, за ним оставался хвост из невыполненных обещаний. Даже будучи ребенком, он постоянно испытывал терпение своего дяди. Как-то он исключительно переполоха ради сунул руку в пламя и держал ее там до тех пор, пока кожа не начала трескаться, а в другой раз прыгнул в море с самой высокой скалы в окрестностях Элунды, так сильно разбив спину, что вода вокруг него окрасилась в красный цвет. Во время странствий по Европе он не раз проигрывался до последней рубашки, чтобы под утро с блеском отыграться.

И когда он вернулся в Элунду, его буйная натура опять стала брать свое, но на этот раз ему было просто некуда уезжать, даже если бы он и захотел это сделать.

К удивлению Александроса, Маноли работал весьма усердно, хотя в этом плане ему было далеко до двоюродного брата. Чтобы сэкономить время, необходимое на возвращение в дом, Андреас даже обедал в поле – Маноли же завел обычай пару часов проводить под крышей дома Вандулакисов, которая защищала его от жаркого полуденного солнца. Анна ничуть не возражала против его присутствия на кухне, даже наоборот.

Их общение представляло собой не столько беседы, сколько флирт. Маноли умел рассмешить ее – иногда до такой степени, что по ее щекам начинали катиться слезы, – и такой реакции на его шутки, а также вида ее бездонных черных глаз, вспыхивающих при встрече с глазами Маноли, было достаточно, чтобы часов до трех избавить оливковые рощи от его присутствия.

Если Элефтерия была в Элунде, а не в Неаполи, она частенько высказывала недовольство поведением племянника.

– Мужчины не должны болтаться в доме в течение дня, – как-то заметила она Анне. – Это женская территория, а мужчинам надлежит быть снаружи.