Остров. Тайна Софии - Виктория Хислоп

– Мария, он здесь! – задыхаясь, сообщила Фотини. – Маноли в таверне! Почему бы тебе не зайти и не повидаться с ним?

– Не могу, – ответила Мария. – Что подумает отец?

– Бога ради, тебе уже двадцать три года! Смелее! Твой отец ни о чем не узнает.

Она схватила подругу за руку и потащила к двери. Мария сопротивлялась, но как-то неуверенно – в глубине души ей очень хотелось оказаться в таверне.

– И что я ему скажу? – обеспокоенно спросила она.

– Можешь не волноваться, – заверила ее Фотини. – Такие мужчины, как Маноли, привыкли сами вести разговор. Поверь, ему есть что тебе рассказать.

Фотини не ошибалась. Когда они вошли в таверну, Маноли сразу же взял ситуацию под контроль. Не спрашивая, что Мария делает здесь, он пригласил девушку за свой столик, принялся расспрашивать, чем она занималась со времени их прошлой встречи и как дела у ее отца. Затем он с уверенностью, которой часто недоставало в подобных ситуациях местным мужчинам, предложил:

– Недавно в Агиос Николаос открылся новый кинотеатр. Ты не хотела бы сходить туда со мной?

Мария, и без того взбудораженная новой встречей с Маноли, покраснела еще больше и опустила взгляд, не в состоянии что-то ответить.

– Было бы неплохо, – наконец выдавила она из себя. – Но здесь это не принято: ходить в кино с человеком, которого почти не знаешь…

– Тогда я попрошу Фотини и Стефаноса пойти с нами. Они будут залогом того, что мы не нарушаем местных обычаев. Как насчет понедельника? Насколько я знаю, в этот день таверна закрыта?

Не успела Мария осмыслить предложение и придумать, что можно возразить, как дата уже была согласована. Три дня спустя они вчетвером должны были отправиться в Агиос Николаос.

Маноли держался безупречно, и это успокоило Марию и окружающих. Они стали выбираться из деревни еженедельно: каждый понедельник, ровно в семь, Мария с Маноли и Фотини со Стефаносом встречались у таверны и ехали в Агиос Николаос. Там они смотрели новый фильм, а после вместе ужинали.

Гиоргис пришел в восторг, когда узнал о том, что за ее дочерью ухаживает симпатичный молодой мужчина. К тому же Маноли понравился ему еще задолго до того, как с ним познакомилась Мария. Несмотря на то что подобные поездки в Агиос Николаос без формального обручения шли вразрез с обычаем, таково было веяние времени, к тому же присутствие замужней пары, сопровождавшей Марию с Маноли в этих поездках, должно было заткнуть деревенским кумушкам рты.

Все четверо получали немалое удовольствие от общества друг друга, а регулярные выезды из Плаки заметно оживляли их однообразную жизнь. Эти поездки были наполнены безудержным весельем и смехом, основным источником которого были шутки и выходки Маноли. В мечтах Мария уже видела это красивое выразительное лицо рядом с собой весь остаток жизни. Когда Маноли смотрел ей в глаза, она ощущала, что ее бросает в жар или дрожь. Говоря комплименты, Маноли частенько поддразнивал ее, и его поступки нередко приводили ее в замешательство. Этот мужчина был настоящим лучом света в тусклом невыразительном мире Марии, но иногда она задумывалась, способен ли он хоть к чему-то относиться серьезно. Его возбуждение легко передавалось окружающим, и Марии, которая никогда раньше не ощущала такого беззаботного счастья, стало казаться, что эта эйфория и есть любовь.

Впрочем, на ее совести всегда лежала тяжелым камнем мысль о том, что будет с ее отцом, если она выйдет замуж. Обычно после свадьбы девушки покидали отчий дом и переселялись в дом родителей мужа. У Маноли не было родителей, но даже думать о том, что он может переселиться в тесный домик в Плаке, было глупостью – он вращался совсем в других общественных кругах. Мысли Марии вновь и вновь возвращались к этому. Кроме того, она неоднократно задумывалась, почему Маноли так до сих пор и не поцеловал ее.

Дело было в том, что Маноли с самого начала решил: если он хочет завоевать Марию, ему следует вести себя безукоризненно. И хотя ему казалось нелепостью, что он провел в обществе девушки десятки часов и до сих пор не коснулся ее (хотя во время своих странствий мог затащить девицу в постель спустя несколько минут после знакомства), он держал себя в руках. Его безудержно тянуло к Марии, а необходимость ждать была для него изюминкой, украшавшей эти отношения. Молодой человек был уверен, что его терпение будет вознаграждено, а ожидание лишь заставляло его желать Марию еще сильнее. В первые месяцы ухаживания, когда он смотрел на продолговатое лицо девушки, окруженное ореолом темных волос, она стыдливо опускала глаза, боясь встретиться с ним взглядом. Если бы Маноли посмотрел на Марию более пристально, то заметил бы, как пульсирует кожа на ее лебединой шее, когда она смущенно улыбается ему. Молодой человек знал, что, возьми он эту девственницу, ему больше не будет дороги в Плаку. В прошлом он лишил невинности не один десяток девушек, но на этот раз обстоятельства были совсем иными: он просто не мог опозорить Марию и ее родных, к тому же пора было остепениться.

Мучимая завистью и чувством обиды, Анна издали наблюдала за ходом событий. Со времени того обеда Маноли почти не навещал ее, и даже когда все Вандулакисы собирались вместе, он старался держаться от жены двоюродного брата подальше.

«Да как он смеет так обращаться со мной!?» – про себя возмущалась Анна.

Она узнала от отца, что Маноли ухаживает за Марией. «Возможно, он делает это только для того, чтобы спровоцировать меня? – спрашивала себя молодая женщина. – Как же дать ему знать, что вообще-то мне все равно?»

Однако такой возможности ей не предоставлялось, а значит, выхода не было. Анна изо всех сил пыталась не думать о Маноли с Марией и для этого затеяла ряд крайне экстравагантных проектов по обустройству дома. Но ее не оставляла мысль, что параллельно в Плаке разворачиваются неприятные для нее события. Ей было попросту некому излить душу, и гнев копился в ней, как пар в скороварке.

Обеспокоенный скверным расположением духа жены, Андреас расспрашивал ее, что случилось, но Анна неизменно отвечала, что все в порядке. В конце концов Андреас сдался. Он уже некоторое время ощущал, что безмятежные дни начала их совместной жизни ушли в прошлое вместе с любящими взглядами и теплыми словами, и основным его интересом стали хозяйственные дела. Элефтерия также обратила внимание, что невестка изменилась. Лишь несколько месяцев назад Анна казалась такой счастливой и оживленной, а теперь, похоже, постоянно на что-то злилась. Для самой Анны скрывать свои эмоции было ужасной мукой, ведь она привыкла поступать как раз наоборот. Ей хотелось кричать, визжать, рвать на голове волосы, но во время редких приездов к ним Марии и отца имя Маноли даже не упоминалось.

Интуиция подсказала Марии, что, заведя отношения с Маноли, она попала на территорию сестры и что Анна, возможно, считает всех членов семейства Вандулакис своей собственностью. Поэтому девушка решила, что не стоит обострять положение, обсуждая его. Она понятия не имела о том, как сильно мучилась Анна, и решила, что недовольный вид сестры связан с тем, что ей до сих пор не удалось зачать ребенка.