Семеро Тайных - Юрий Никитин

Издалека из затихающего треска и стука копыт донеслосьслабое:

— ...И еще невыносимее!

Конь волхва несся через кусты, перепрыгивал валежины, ямы,на каждом прыжке рискуя сломать шею себе и всаднику. Темнота сгущалась, затемвпереди возник свет, земля уносилась под конскими копытами назад, а свет всеоставался впереди.

Колоксай рассмотрел, что впереди волхва с его конем несетсяоранжевый шар с кулак. Искрами брызжет, но мох и сухие листья не вспыхивают,зато когда шар задел ствол толстого дуба, люто грохнуло, вспыхнула слепящаямолния. Колоксай начал в страхе придерживать коня, ибо и в наступившей тьмевидел полуослепшими глазами расколотый надвое дуб, паутину молнии и перекошенноелицо Олега.

Конь шумно дрожал. Его трясло так, что Колоксай ощутил себявовсе не трусом, приободрился, отыскал убежавший из этого страшного леса голос:

— Олег!

Из кромешной тьмы прозвучало:

— Стой там.

— Да я и так как мышь в норе.

Голос Олега был все еще злым и растерянным:

— Я не зря ускакал на ночь глядя. Надо сейчас, а то завтрауже струшу... Я чем больше думаю, тем больше у меня отговорок. Завтра уже нерешусь.

Колоксай поглаживал дрожащего коня, шептал на ухо ласковыеслова, слышно было, как конь пугливо прядает ухом, слыша горячее дыханиехозяина.

— А чего мы ждем?

Голос Олега прозвучал напряженно:

— Слезай, слезай.

Чернота начала рассеиваться, перед глазами плавали серыепятна. Одно пятно фыркнуло, там затрещали кусты. Конь Олега, уже без всадника,вломился в чащу.

— Ты где? — вскрикнул Колоксай.

— Слезай, — донесся голос из темноты совсем близко. — Я несмогу еще и коней...

Он послушно слез, звучно шлепнул коня по мокрому от потакрупу. Конь обрадованно побежал вслед за лошадкой волхва, и Колоксай смутноподивился, как же поймают снова, нестреноженных.

— Коней? Что коней?

Слова застряли в горле. На лес опускалось нечто страшное,давящее, душа застыла в страхе. Вершинки тревожно зашумели, затрещало, онсмутно видел, как верхушку самого высокого дерева переломило как лучинку,сорвало и унесло, а страшная мощь опустилась прямо на него, захотелось взвыть ипомчаться в ужасе куда глаза глядят, как убегают даже самые храбрые псы припервых же ударах грома.

А затем его смяло, сжало, выдавило душу. Рядом жутко заржалконь, блеснули оскаленные зубы, почему-то огромные, как колья частокола,красная пасть надвинулась и проглотила. Страшные зубы дробили доспехи, хрустелиего костями, но из-за страха и беспомощности почти не чувствовал боли, самскрипел зубами, напрягался изо всех сил...

Медленно начал проступать красноватый свет. Желудок тообрывался, все тело тяжелело, словно влили в пасть пару ведер расплавленногоолова, то внезапно начинал карабкаться по горлу. Приходилось стискивать зубы инапрягать все мышцы, чтобы блевотиной не опозориться тому, кто выдерживал самыедикие загулы в захваченных городах.

А потом от удара в подошвы он упал и покатился по широкойкаменной плите. Все вокруг было розовым, даже камень под ним блистал крохотнымикрасными искорками, небо тоже розовое, а на востоке разгорается самое страшноеи красивое зарево, какое он только видел.

Ошалев, он приподнялся на дрожащих руках. Олег сиделпривалившись спиной к камню. Волхв выглядел так, словно его пожевал Змей,выплюнул, а потом еще и прихлопнул лапой.

Воздух был странно морозный. Колоксай, который взмок отстраха, закашлялся, когда вдохнул слишком глубоко. Горы возвышались так, чтоостальные вершинки остались далеко внизу. Отсюда это выглядело так, словнонесметное стадо Змеев расположилось на отдых, выставив шипастые панцири, жуткиегребни.

Из-за далекого виднокрая, он никогда не видел, чтобы край землиоказался так далеко, поднялся сверкающий, как раскаленная поковка боевоготопора, краешек солнца. Багровый свет перешел в алый, а тот начал быстросменяться оранжевым.

— Так это же... — прошептал Колоксай, — меня всю ночьтерзало, давило, мучило?.. А я столько вытерпел?

Олег, словно очнувшись от глубокого обморока, началощупывать бока. У волчовки оторвало петли, а с плеча свисал обрывок веревки отзаплечного мешка. Исхудавшее за время перелета лицо болезненно дернулось.

— Не льсти себе. Тоже мне, герой! Мы сюда добрались вомгновение ока.

Даже голос его был изломанный, хриплый, а из груди рвалисьсипы и клокотанье, словно внутри порвало легкие. Колоксай обвиняюще ткнулпальцем в восходящее солнце:

— А это что?

— Пряник.

Колоксай опешил:

— Какой же пряник, если это солнце?

— Знаешь ведь, — удивился Олег, словно могучий витязь всамом деле мог не знать в силу занятости царскими делами. — Чего спрашиваешь?

— Так откуда солнце, если нас подхватила эта... черт бы ееподрал, сила, когда солнце только что зашло? Правда, летом ночи с воробьиныйхвост, но не с комариный же!

Олег недовольно буркнул:

— Так бывает, когда залетишь слишком далеко от дома.

Колоксай не поверил:

— Брешешь!

— Хочешь — верь, хочешь — нет.

— А почему?

— А потому, — огрызнулся волхв еще раздраженнее. — Ты не вволхвы намылился?

Колоксай отшатнулся:

— Упаси... Я и читать-то не умею.

— Когда-нибудь узнаю и такое. Или другие подскажут. А сейчаспортки горят, мир рушится, а я тебе о восходах солнца?.. Ты все еще лежишь? Ещеодин лежун на мою голову... Вставай, замерзнешь.

Колоксай попытался встать, охнул, замахал руками, словнопробовал взлететь. От сапог остались изорванные голенища, голые ступнибезуспешно искали место, свободное от острых камней.

В испуге его ладонь метнулась за спину, он перекосил рожу,щупал, потом из груди вырвался мощный вздох: топор на месте! А с ним какойнастоящий мужчина останется долго без сапог?

— Где мы?

— В горах, — ответил Олег терпеливо.

Он стоял к нему спиной, рассматривал дальние вершины гор. Вдвух шагах зиял обрыв, у Колоксая зачесалась нога, так восхотелось дать пинкачеловеку, объясняющему, что они сейчас, видите ли, в горах.

— Это ты нас сюда занес? — поинтересовался он враждебно.