Коллапс. Случайное падение Берлинской стены - Мэри Элиз Саротт

мы! Мы возвращаемся!» В ответ они услышали, что домой им нельзя. Никто не предостерег их, что штампы на фотографиях в паспортах, которые они протягивали сотрудникам, означали постоянное изгнание из Восточной Германии.

Сначала они решили, что это шутка, но затем поняли, что офицеры настроены серьезно. Все берлинцы знали, как без всякого предупреждения разделило семьи возведение Стены. Пострадавшим родственникам приходилось годами ждать воссоединения – а если оно вообще происходило, то нередко для этого требовалась помощь из Бонна. Теперь власти ГДР снова грозили расколоть семьи, как они уже сделали в 1961 году. Естественно, что потрясенные родители не сдерживали эмоций.

Пограничники у западного входа, оторопевшие от столь бурной реакции, вызвали Егера, чтобы разобраться с мучающимися родителями. Егер тоже дал волю гневу, когда подошел к западному посту КПП. С самого начала он скептически отнесся к затее пропускать самых активных, и теперь ему совершенно не хотелось спорить с отчаявшимися родителями, выступая от лица оскорбившего его начальства. Егер сорвался.

Несмотря на полученные лично от Цигенхорна инструкции не пускать обратно в ГДР людей со штампом рядом с фотографией, он сказал молодым родителям, что сделает для них исключение. Услышав это, другие восточные немцы, стоявшие рядом с западным постом и тоже желавшие вернуться на родину, попросили, чтобы и им дали пройти. Егер решил, что раз уж он сделал один шаг в сторону неповиновения, то можно сделать еще парочку. Он приказал сотрудникам у западного входа пропустить еще нескольких человек. Затем Егер вернулся в центр комплекса. В его голове промелькнула мысль, что он должен хотя бы известить Цигенхорна о произошедшем, но в следующее мгновение он подумал: а чего ради?

Пока толпы на пограничных переходах росли, восточногерманский телеканал (то есть один из органов правящего режима) прервал показ художественного фильма и вывел в эфир диктора, который строго объявил, что «для поездки необходимо подать заявку!». Восточногерманская программа новостей AK Zwo повторила это предупреждение в 22:28. Эти утверждения резко контрастировали со все более экспрессивными репортажами западных радиостанций и телеканалов. Тем не менее ведущему новостной программы Tagesthemen западногерманской телесети ARD пришлось выйти в эфир чуть позже обычных 22:30 из-за решения продюсеров дождаться завершения футбольного матча сборной и лишь затем выпустить новости. В одержимой футболом стране ничто не могло превзойти по важности матч отборочного турнира к чемпионату мира – даже конец холодной войны.

Примерно в 22:40 ведущий канала ARD Ханс-Йоахим Фридрихс наконец смог начать программу следующими словами: «Прилагательные в превосходной степени следует использовать с осторожностью, но сегодня как раз тот день, когда это будет уместно». Затем он, правда, забыл употребить такое прилагательное и сказал: «Сегодняшний день – девятое ноября – стал историческим. ГДР объявила, что ее границы с этого момента открыты для всех». После этого Фридрихс вывел в прямой эфир журналиста, находившегося у Берлинской стены. Но когда Робин Лаутенбах – корреспондент в Западном Берлине – появился на экране, стоя у КПП на Инвалиденштрассе, он смог показать телезрителям картинку, которая мало чем отличалась от повседневной ночной обстановки этого места. В результате ARD пришлось вместо эффектной прямой трансляции показать заранее подготовленную пленку с рассказом об истории Стены. Ближе к 23:00 канал снова попытался выдать в эфир нечто увлекательное, но Лаутенбаху ничего не оставалось, кроме как извиняющимся тоном сказать: «Возможно, ажиотаж еще впереди».

Примерно к четверти двенадцатого толпа у восточного входа на КПП Борнхольмер разрослась до нескольких десятков тысяч человек и заполонила прилегающие улицы. Опоздавшие теперь не могли приблизиться к границе ни пешком, ни на машине. Люди попеременно скандировали: «Откройте ворота!» Начиная с 19:00 Егер сделал уже не один десяток звонков, пытаясь получить приказы, которые помогли бы снизить напряжение. Но вместо этого он услышал, как его назвали трусом, и получил инструкции, которые только усугубили ситуацию и вывели ее из-под контроля. Он видел перед собой море взволнованных кричащих людей и переживал, что сотрудники КПП вскоре могут оказаться в опасности.

На опасения Егера наложилось то обстоятельство, что на восточной стороне пограничного комплекса начали появляться западногерманские съемочные группы. Особенно сильно пограничников КПП Борнхольмер раздражала команда операторов во главе с журналистом Spiegel-TV Георгом Масколо. Члены команды Масколо игнорировали запреты на съемку внутри пограничного комплекса, нагло залезая на его заборы, чтобы взять более удачный ракурс, несмотря на многократные требования сотрудников прекратить. Стремясь снять как можно более интересные кадры, съемочная группа даже воспользовалась своими западногерманскими паспортами, чтобы пройти внутрь, а затем развернулась и, все еще находясь внутри комплекса, направила камеры на ожидавших за ограждениями восточных немцев. На этом терпение сотрудников КПП Борнхольмер лопнуло. Они завели Масколо и его людей в контрольное помещение в центре комплекса, рядом с последними воротами, и начали их допрашивать.

Наблюдая за происходящим, Егер почувствовал, что настало время судьбоносного решения. Он посмотрел на стоящих рядом коллег и спросил у них: начать ли им стрелять в этих людей или открыть проход? Егер был главным и не нуждался в их согласии, но, учитывая вероятный масштаб последствий его выбора, он хотел узнать настроение подчиненных. Все они знали об апрельских инструкциях не применять оружие, но в то же время не собирались позволить напасть на себя. Толпа из десятков тысяч человек до сих пор вела себя мирно, но могла прибегнуть к насилию в любой момент, думали они.

Егер рассудил, что «с него хватит» Цигенхорна. Незадолго до половины двенадцатого он позвонил проинформировать своего командира о принятом решении: «Я собираюсь снять все ограничения и выпустить людей». Цигенхорн запротестовал, но Егеру уже было все равно, и он положил трубку. Шаг за шагом по пути неподчинения он пришел к тому, чтобы полностью игнорировать руководство. Он принялся реализовывать это на практике: подчиненные Егера Гельмут Штёсс и Луц Васник получили приказ открыть главные ворота (это делалось вручную). Подчиняясь приказу, Штёсс и Васник взялись за шлагбаум и потянули его на себя. Не успели они полностью открыть проход, как огромная толпа начала толкать их с восточной стороны. Масколо и его команда не могли поверить своей удаче: из контрольного помещения, куда их загнали, открывался идеальный вид на происходящее. Оператор съемочной группы, невзирая на стоявших рядом охранников, закинул камеру на плечо и начал снимать. На пленку попал тот самый момент, когда толпа навалилась на ворота и распахнула их настежь, а Штёсс и Васник отшатнулись назад, чтобы уйти с дороги. Тысячи людей несли на другую сторону границы приветствия, радость, слезы и поцелуи. Огромный, неудержимый, ликующий поток устремился через