Когда исчезли голуби - Софи Оксанен

В мае фюрер приказал остановить все мероприятия по эвакуации, ситуация на фронте стабилизировалась, одновременно пришло распоряжение начать строительство новых производственных объектов. Новость была бы обнадеживающей, если бы табачный курьер Эдгара не успел рассказать совсем другое: в создавшейся неразберихе жители Тарту были уверены, что немцы принудительно эвакуируют женщин и детей, а мужчин отправят в лагеря. Таллин охватила паника. Дороги были забиты людьми, которые бежали из города в деревни, а также теми, кто пытался прорваться обратно в город, а оттуда в порт. Немцы призывали к законной эмиграции — в Германию можно было выехать без проблем, однако это направление мало кого привлекало. Рейхсфюрер амнистировал всех эстонцев, уклонившихся от призыва в Имперскую армию и воевавших в войсках Финляндии, которые после снятия обвинений в измене родине стали возвращаться в Эстонию для борьбы с большевиками. Эдгар же застрял в грязи Вайвары. Однако у него появился шанс, когда люди из отдела Б-IV приехали проводить проверку и рассказали, что в Клооге дела обстоят совсем плохо. Оттуда уже эвакуировали рабочую силу, но поскольку поезда были переполнены, вещи взять не разрешили, и поэтому теперь железнодорожное полотно усеяно ворохами чемоданов и сумок, которые работники ОТ обклевывают как вороны. Местные жители, конечно, все это видят, и в народе ходят слухи, что эвакуированных топят целыми кораблями. Отдел Б-IV получил задание проверить ситуацию в других лагерях. Эдгара попросили показать Вайвару и рассказать о положении вещей. И тут у него созрел новый план. Бодман говорил, что по сравнению с другими лагерями в Клооге самые лучшие условия: рабочие жили в каменных домах, и кормили их вполне сносно, так как за питание отвечал отдел лагерей Ваффен-СС. Работа тоже была почище: мины для подлодок и пиломатериалы. Но самое важное заключалось в том, что Клоога находилась значительно ближе к пунктам эвакуации, Таллину и Сааренмаа, и значительно дальше от Нарвы. Эдгар решил во что бы то ни стало попасть туда и поэтому в ходе экскурсии по Вайваре любезно угощал всех сигаретами и одновременно рассказывал о своей карьере в Б-IV и о том, что он с удовольствием продолжил бы службу в ОТ, но… Эдгар красноречивым жестом указал на все вокруг, и все понимающе закивали. К вопросу обещали вернуться. Экскурсию прервал приказ срочно готовиться к эвакуации, через два часа приказ отменили. Следующие недели были не менее сумбурными: комендант телефонировал ночи напролет, распоряжения, отданные накануне днем, отменялись следующим утром, рабочих то отправляли в сторону порта, то снова заставляли работать. Через какое-то время Эдгар получил приказ о переводе в Клоогу. С легким сердцем он оставил весь свой запас “Манона” Бодману и уехал.

У двери барака появился пулемет.

Перекличка.

Вперед вышел унтерштурмфюрер СС Верле.

Заключенных эвакуируют в Германию.

Гауптшарфюрер Далман стал отбирать мужчин покрепче для подготовки к эвакуации.

Опять перекличка.

Я уже привык к постоянному контролю и перекличкам, но сейчас что-то было не так. Они явно что-то задумали. Я узнал среди заключенных нескольких эстонцев. Большинство же были евреи из Литвы и Латвии. Я ждал, когда прозвучит мое имя. Его еще не назвали. Я был уверен, что скоро назовут. Так же уверен, как, садясь в грузовик у тюрьмы Патарей, знал, что меня везут убивать. Но нет, меня привезли сюда. Я попытался взглядом найти других эстонцев, что были со мной в одной машине, не осмеливался повернуть головы, но глазами нашел, по крайней мере, троих. Рядом со мной стоял Альфонс, его тоже привезли с Патарей. Он хотел избежать службы в немецкой армии и был поймал. Мое имя скоро выкрикнут. Я был в этом уверен.

Вчера в лагерь прибыла дополнительная охрана.

Работы были прерваны, на работу никого не отправили, никто не пришел в лагерь на работу, в том числе и тот финн, Антти, что иногда приносил с собой немного хлеба. Отношения между заключенными были очень хорошие, в товарах, перевозившихся из лагеря в лагерь, прятали записки. Я сам нашел подобный список, в котором люди отмечали, кто откуда приехал и куда их везут. Я спрашивал о Юдит. Спрашивал и в тюрьме Патарей. Но никто ничего не слышал, даже наш знакомый эстонский охранник. Возможно, Юдит уехала на корабле со своим любовником, я надеялся, что это так. Или ее застрелили на месте.

На обед был суп. Хороший, лучше, чем обычно, и это успокоило многих, но не меня. Верле прошел мимо, говорил громко, почти кричал. Приказал поварам оставить супа тем тремстам лагерникам, которые находились в лесу — после тяжелой работы им нужно будет подкрепиться.

Заключенных снова построили. От стояния кружилась голова, хотя мы только что поели.

Ворота лагеря были заблокированы грузовиками.

Мне не выбраться отсюда живым.

Примерно около шестнадцати часов из строя вызвали шесть сильных мужчин, им приказали погрузить на грузовик две бочки топлива. Тодтовцам было приказано сидеть у бараков, они были дерганые и бледные. Один из них так нервничал, что никак не мог прикурить папиросу, в конце концов бросил ее на землю, откуда она тут же исчезла. Лица охранников были куда более испуганными, чем лица заключенных.

Отобрали еще полсотни мужчин. Эвакуация будет происходить группами по пятьдесят, максимум сто человек. До сих пор вызывали только евреев. Альфонс прошептал, что скоро эстонцам придется поработать: сначала убьют евреев, а только потом нас. Немцы повели первую группу, в этот момент Альфонс сделал странное движение. Проходящий мимо повар споткнулся, охранники насторожились. Повар завывал и держался за ногу. Альфонсу приказали унести повара и чан с супом. Мне велели ему помочь. На кухне никого не было, но повар вдруг оказался лежащим на полу со свернутой шеей. Оставшийся снаружи охранник наблюдал за происходящим во дворе. Альфонс сделал мне знак. Через мгновение мы уже выпрыгнули из окна, тут же заскочили в соседнее и по лестнице взлетели на чердак, откуда выбрались на крышу.

У ворот царило оживление. Мы постарались стать как можно незаметнее. Это было несложно, мы были истощены до предела. Стоявший у дверей кухни охранник забегал туда-сюда, позвал на помощь других охранников, они, хлопая дверцами шкафов, перевернули всю кухню.

Альфонс еле слышно прошептал:

— Они скоро уйдут, поиск пропавших заключенных может вызвать переполох, а Верле приказал вести себя спокойно.

Альфонс был прав: охранники оставили кухню и тело повара и ушли. Я наблюдал за ними с крыши. Узнав знакомый профиль в проходящем мимо охраны человеке, я чуть было не сорвался с крыши, но вовремя успел взять себя в руки и напрячь мышцы.

— Ты когда-нибудь раньше видел здесь этого тодтовца? Охранником или кем-нибудь еще?

— Вон того? Не помню.

К женскому бараку повели группу заключенных, я узнал среди них лагерного парикмахера и портного. Возле охранников крутился тот человек, и я понял, что не ошибся. Я узнал его походку, она выделялась особой энергичностью.