Когда исчезли голуби - Софи Оксанен

Юдит скорее предположила бы, что речь идет о полной бесчувственности, но она не хотела пререкаться с Акселем.

— Анна же до смерти боится прихода русских, почти не спит, всю ночь вслушивается в небо. Так-то вот. — Аксель повернулся спиной, собираясь уходить. — Единственная же была у нас дочка, — вздохнул он, забрался в сани и исчез в пелене снега.

Юдит отломила от водосточной трубы сосульку и, посасывая ее, отправилась искать кассу, где попросила телефон и позвонила своему шоферу, который по приезде оставил ее на вокзале ждать Акселя, а сам отправился в гостиницу. Было бы сложно объяснить жителям деревни, откуда у секретарши собственный “опель”.

Проведя ночь в гостинице, Юдит попросила шофера отвезти ее к кладбищу. Могилы она не нашла, как будто Розали никогда и не было. Как ей поступить, она пока не знала, но одно решила точно: она больше никогда не будет иметь дела со свекровью и Леонидой. Неожиданно она стала понимать людей, которые хотели взять в лодку свое имущество, а не родственников.

Это был уже второй раз, когда Юдит пускала Роланда в квартиру, пока Гельмута не было дома. Пожалуй, она даже сама себе не могла бы объяснить причины этого поступка, и теперь даже не знала, кого она боится больше и почему. Улица Роозикрантси кишела немцами, по соседству с домом находились армейский магазин и военный трибунал, однако, несмотря на это, она разрешила Роланду прийти. Вчера он переоделся в трубочиста, сегодня в посыльного лавки Вайзенберга. Эти предосторожности не успокаивали Юдит, стоявшую в коридоре на страже. Она прислушивалась поочередно то к звукам на лестнице, то к шорохам в кабинете. Но к кому же еще, кроме Роланда, она осмелилась бы обратиться, вернувшись из деревни, и рассказать о намерениях свекрови и Леониды, никто другой не мог бы ей помочь или что-то посоветовать, никому другому она не доверяла. Реакция Роланда была неожиданной. Он сказал, что это просто совпадение, и, воспользовавшись неуверенностью Юдит, попросил впустить его в кабинет Гельмута. Планы Роланда казались ей ребячеством. Эстонии не нужны сведения о причиненном немцами ущербе, никаких контрибуций не будет, потому что Германия не проиграет вой ну. А может, она пустила Роланда потому, что сама уже больше не верила в победу Германии? Или причиной стали слова Гельмута, сказанные незадолго до его отъезда в Ригу, что сельская жизнь где-то в южной Эстонии все-таки не для них? И возможно, Эстония вообще не для них. Гельмут считал, что Берлин всегда для них открыт, да и можно ли чувствовать себя желанным гостем там, где идет война. Юдит была с ним совершенно согласна. Она тоже хотела уехать. Вместе с Гельмутом, и поскорей.

Она думала над этим дни и ночи, думала о Берлине или какой-нибудь другой столице, где ее бы никто не знал, где она спокойно бы развелась или просто бросила мужа. Родственники, знакомые и Роланд остались бы тут решать свои проблемы, и ей не пришлось бы об этом беспокоиться. Но дорога к Берлину была долгой. Куда бы они ни отправились, дорога все равно будет долгой. Да и готов ли Гельмут ехать куда-то, кроме Германии, куда-нибудь, где никто не будет косо смотреть на брак истинного немца с эстонкой? Как на союз коменданта лагеря Эреди и его еврейской невесты Инге. Юдит видела рапорт в кабинете Гельмута. Они полюбили друг друга и сбежали из лагеря, но по дороге в Скандинавию были пойманы и совершили двойное самоубийство; конечно, у них с Гельмутом ситуация совсем иная, но все же. Затушив сигарету, Юдит задумалась, хватит ли у нее смелости спросить у Гельмута, есть ли у них какие-то другие денежные средства, помимо восточных марок. Есть ли рейхсмарки? Или лучше золото. Или хотя бы серебро. Что-то. Ей следовало бы взять золотые часы, которые предлагали беженцы, почему она была так по-детски честной, особенно в таких обстоятельствах? Если бы Гельмут никуда, кроме Германии, ехать не хотел, то он не стал бы даже задумываться о таких местах, где не видно войны, это ясно как день. Так почему же она ставит под удар свое будущее с Гельмутом, пуская Роланда в его кабинет, ведь кухарка и Мария могут вернуться с рынка в любую минуту.

Дверь кабинета скрипнула, и в гостиной послышались шаги Роланда.

— Ты ведь все оставил на своих местах, — спросила Юдит.

Роланд не ответил и прошел к задней двери, убирая записи в карман. На пороге он остановился и оглянулся. Юдит стояла в дверях гостиной.

— Поди сюда.

Юдит опустила ресницы и стала рассматривать узор на паркете. Ресницы были тяжелые от туши, в этом вся причина, и только. До двери было невероятно далеко. Юдит ухватилась за косяк, перенесла правую ногу через порог, затем левую, оперлась о край кухонного стола, раковину и наконец оказалась перед Роландом, дрожа всем телом.

— У меня к тебе есть еще одно дело, — сказал Роланд. Его суконное пальто пропахло ночевками на чердаках, дымом, одеждой, которую не снимают, когда ложатся спать. — Полевая жандармерия задержала три грузовика с беженцами, два из них были организованы Креэком, — продолжил он.

— Креэком?

— Ты наверняка помнишь его, толкатель ядра. Активно искал рыбаков, нанял в том числе двоих наших. Из трех тысяч рейхсмарок, запрошенных Креэком, двадцать процентов идет водителю, деньги собирают перед тем, как люди садятся в грузовик. Рыбакам платить не надо, так как машины не доходят до порта. Креэка надо остановить, давно уже следовало, и ты могла бы сделать это… Юдит, не надо так пугаться.

— Как?

— Скажи своему немцу.

Юдит сделала шаг назад:

— Ты не можешь просить об этом! Как я ему объясню? Откуда у меня такие сведения?

— Скажи, что слышала разговор о том, что кто-то организует выезд для беженцев. Он сделает остальное.

— Но ведь их убьют!

Роланд подошел совсем близко, но глаза прятались под козырьком кепки.

— А что, как ты думаешь, происходит с теми, кто попадает в руки жандармерии?

Юдит обхватила себя руками. Носовой платок торчал из-под манжеты.

— Не думай о предложении Анны и Леониды, я же тебе сказал, забудь о них.

— Но как?

— Поверь, это просто случайность, что они поделились своими идеями именно с тобой. Глупые бабы, пустая болтовня.

Юдит не поверила Роланду, это не было, не могло быть случайностью. Он просто пытается успокоить ее. Она крепче сжала руки. Возможно, положение столь безнадежно, что Роланд и сам подумывал о побеге. Возможно, все они уже знают, что произойдет. А потому нет смысла рассказывать ему о разговорах, которые вел по вечерам Гельмут, встречаясь со своими коллегами: “…Повлияет ли на фюрера тот факт, что нам придется уйти из Финляндии… но Остланд не отдадим, нет, не отдадим, об этом все время говорят в Берлине… ради Швеции конечно же, чтобы Швеция могла сохранить свою позицию… к тому же, я думаю, фюрер полагает, что у нас есть финские друзья, которые ненавидят новое правительство и ждут нашей помощи… Безумие! И все ради “Балтише Эль”. Нет, мы не выдержим еще одного удара, нам не выстоять!” Однажды Гельмут, выпив слишком много коньяку, лег возле нее и сказал, что не знает, как долго еще они смогут сдерживать наступление большевиков…