Запойное чтиво № 1 - Александр Крыласов

Пошёл Иван к распутницам, а те изгибаются, извиваются, прелестями своими роскошными трясут, да и спрашивают:

— Томно ли тебе, Ваня?

— Ох, то-о-омно, — простонал Бурмакин, приближаясь к чаровницам.

— Нравимся ли мы тебе?

— Ох, нравитесь, — промурлыкал Иван, протягивая руки к девам и желая поскорее опробовать их на ощупь, — сразу с двумя у меня ещё ни разу не было.

— Ну, как ты, Ванечка, распалился?

— Ох, распалии-и-ился.

— А теперь охолони чуток.

И вылили, стервы грудастые, на Бурмакина две шайки студёной воды. У Ивана вновь дыхание перехватило. Глядь, а это и не девы вовсе, а анчутки окаянные. Оказывается, это Ермолай и Спиридон изгаляются и над убеждённым атеистом куражатся. Ерька вытянул губы свои поганые трубочкой и давай лепетать:

— Иди ко мне, мой дорогой, дай, я тебя облобызаю.

Бурмакин, хоть и в помутнении, но покачал одурманенной головой.

— Не пойдёшь? Точно? Ты хорошо подумал? А ты Спирь?

— Отзынь, лесбиянец озабоченный, — сплюнул Спиря, подхватил ванину одежду и устремился к выходу.

Еря, корча на ходу рожи, поскакал следом.

— Вещи хоть верните! — взмолился Иван.

— Размечтался.

— Как же я тут останусь в одних труселях-то?

В ответ только хлопнула дверь, да заскрипел ключ в замке, а анчуток окаянных и след простыл.

В ту же секунду дверь ваниной квартиры отворилась, и туда проскользнул Переплут, обернувшийся Бурмакиным, даже бланш под глазом один в один. Времени даром он терять не стал:

— Дорогая, а не заняться ли нам сексом в душе?

— Где?! — оторопела Вера.

— В душе, — ослепительно улыбнулся Переплут, — а что? Что, собственно, в этом такого? А-а-а? Бурный секс среди мыльниц и горшков.

— Каких горшков?

— Детских.

— Ваня, ты забыл — у нас нет детей.

— Будут. Верочка, ты стала слишком рассудительной и приземлённой. Хотя это самое бесполезное в мире занятие — пытаться всё просчитать заранее и жить завтрашним днём.

— Бурмакин, и это говоришь мне ты?!

— Верунчик, я выходил сейчас из подъезда, и луч солнца ударил мне прямо в лицо, он практически ослепил меня. И я внезапно осознал, что человеческая жизнь непоправимо коротка и чудовищно конечна. Ты меня понимаешь? Ничего нельзя откладывать на потом. Давай, заберёмся в душевую кабину, и будем там любиться. Не предохраняясь.

— Не предохраняясь?! — глаза Неждановой полезли на лоб.

— Зачем нам нужна эта резиновая гадость? — поморщился брат два, — а получится ребёночек — замечательно. Ведь это будет дитя нашей любви.

Вера, не веря своим ушам, приблизилась к Переплуту, а тот, не мешкая, принялся стягивать с неё платье.

Присел Ваня на батарею центрального отопления и пригорюнился. Хорошо, хоть сегодня воскресный день и никто из работников сюда не наведается. А вдруг как припрётся? Бурмакина аж в пот бросило от подобных мыслей. Иван в сотый раз подёргал запертую дверь и попытался отыскать хоть что-нибудь из одежды. Увы, ничего кроме отвёрток, плоскогубцев и ржавой проволоки он не обнаружил. Вдруг петли заскрипели, и дверь отворилась, Ваня испуганно рыпнулся под верстак и притаился.

Из дверного проёма выглянул чёрный котёнок. Он прогулялся вдоль всей подсобки, уселся ровно посредине и принялся деловито вылизываться. Бурмакин в три прыжка преодолел расстояние до двери и осторожно выглянул из подвала. На лестничной клетке, слава Аллаху, никого не было, зато на пороге валялись его треники и рубашка, Ваня быстро оделся и поспешил домой. Вера уже ушла, на диване по хозяйски развалился его двойник и смотрел телевизор. Переплут, не отрываясь от экрана, кивнул Бурмакину и отправил в рот пирожок с капустой. На тумбочке зазвонил телефон, из трубки послышался восторженный голос Веры:

— Привет, Ванечка, хочу тебя сказать, что ты был бесподобен. Такого сумасшедшего секса у нас с тобой давно уже не было. Пока, мой хороший, целую.

Нежданова дала отбой, а Бурмакин уставился на Переплута, как партизан на предателя отряда. Тот виновато отвёл глаза, но жевать не перестал.

— Ты… мою… девушку факнул?!

— Так полуфилось, — пробормотал Переплут набитым ртом.

— Что, значит, получилось?! — взбеленился Бурмакин.

— Ну, а что мне делать? Я вошёл сюда без всякой задней мысли, хотел пирожок ущучить, а она лопочет: «люблю тебя, Ваня, хочу тебя, Ваня», и предлагает помиловаться в душе.

— А ты?!

— А что я? Задвинул створки, включил тёпленькую водичку…

— Избавь меня от этих гнусных подробностей! — завизжал Иван.

— Почему гнусных? — удивился Переплут, — нет, нет, ты должен выслушать меня до конца. У твоей девушки пригожее личико, точёная фигурка, прохладная попка, упругие грудки…

— Заткнись!

— Ванятка, да ты лицемер, — остолбенел Переплут, — а какие слова говорил, какой толерантностью грозился.

— Но у всего же есть предел! — окончательно рассвирепел Бурмакин.

— Ты полагаешь?

— Скотина ты, Переплут, — раздражённо выдохнул Иван, но уже без прежнего пафоса, — сначала девушку мою трахнул, теперь подробностями хочешь поделиться.

— Вот за что люблю тебя, Ваня, то за твою отходчивость и беспринципность. Ну, помиловался я с твоей невестой, ну и что? Делов-то.

— Не скажи, я переживаю, — неуверенно заметил Бурмакин.

— Если бы все так переживали, Дездемона умерла старушкой.

— И всё-таки, Переплутище, ты порядочный свинтус.

— Я свинтус? — оскорбился брат два, — а что, мне нужно было отказать девушке и тем самым обидеть её? Намекнуть ей, что она не нравится мне, как женщина? То есть не мне, а тебе. Я выполнил за тебя жениховский долг, доставил твоей любимой неземную радость. И я же свинтус? Спасибо мне должен сказать, а не лаяться. Боги свидетели, я ей столько радости доставил.

— Представляю, что могут вытворять, занимаясь сексом, извращенцы типа тебя, — нахмурился Бурмакин.

— Сексом нужно заниматься так, чтобы девушка потом за тобой с матрасом ходила, — изрёк Переплут, поглаживая себя по животу и целясь за новым пирожком.

— Я тоже поднатужусь и буду рекорды ставить, — пообещал Ваня.

— Ты что, с Богом хочешь посоревноваться? — усмехнулся Переплут, — куда тебе, гундосому. Заметь, я занимался с ней любовью в твоём обличье, а ведь мог легко превратиться в Джорджа Клуни, Антонио Бандераса, Филиппа Киркорова или Николая Баскова. На выбор.