Три церкви - Ованес Азнаурян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вся наша жизнь – одна сплошная рапсодия в стиле блюз, не так ли? Вся наша жизнь – это сплошной джаз. Вся наша жизнь – синкопа и затакт.
– Свободны?
– Смотря, куда едем.
– В Эчмиадзин, например.
– Нет, я занят.
– А все-таки, до Эчмиадзина довезете?
– Стоянка такси, едущих в другие города, находится на автовокзале.
– И вы предлагаете мне поехать на автовокзал, чтобы там пересесть на другое такси?
– До автовокзала я вас довезу, – сказал таксист.
– А может, не будем делать остановку на автовокзале и сразу поедем в Эчмиадзин? – спросила она.
– Это будет дорого стоить.
– Неужели 100 долларов?
– Что вы!
– Тогда поехали.
Таксист рассмеялся:
– Садитесь, хоть вы и очень настырны. В Эчмиадзин я везу за 3000 драмов.
– Спасибо, – сказала Ванда, усаживаясь на заднее сиденье. – Плохой день?
– Плохой, – ответил таксист.
– А по-моему, день прекрасный!
Таксист не ответил, только бросил взгляд на Ванду в зеркало заднего вида, но она не заметила, рассматривая прохожих, дома, другие машины. Она была в джинсах и кожаной курточке; темные очки сдвинуты на лоб, волосы стянуты сзади в хвостик. В руках, кроме сумочки, целлофановые пакеты с подарками для сына. Особенными подарками, ибо у Даниэля был день рождения («Моему Данe исполняется шесть лет!»), и Ванда очень надеялась, что подарки ему понравятся.
– Так что у вас стряслось? – спросила его Ванда.
– Не важно, – ответил тот.
– А все-таки?.. Хотя… можете не отвечать.
– Ничего особого. Просто неурядицы.
– Неурядицы у всех.
Таксист вздохнул:
– Да… Это правда.
Ванда снова вспомнила о сыне, как покупала ему подарки. Вспомнила свой телефонный разговор с ним («Джан, я к тебе завтра обязательно приеду; ты проснешься – и я буду у тебя…»). А потом, как всегда в день рождения сына, в памяти всплыл роддом – грязные стены палаты, грязные одеяла – и первый разговор с матерью.
– Ну, что же нам делать? – спросила Магда тогда, в апреле 1991 года, входя на следующий день после рождения внука в палату дочери. Она не поздоровалась и на малыша бросила лишь мимолетный взгляд.
– Ах, мама, не начинай все сначала, – взмолилась Ванда. – Ничего особенного делать не надо. Будем растить мальчика.
– А что я людям скажу?! Ты об этом подумала? Позор! Моя дочь рожает ребенка неизвестно от кого!
– Людям ничего говорить не надо, – спокойно ответила Ванда. – У меня есть сын, и не важно, от кого он. Никому дела до этого нет!
– Чью же фамилию ты дашь сыну? Этого подонка?
– Не надо о нем, мама… Его уже нет, и точка! Фамилию ребенку я дам свою, а назову Даниэль.
– Ох, – вздохнула Магда. – Ты никогда, никогда меня не слушалась, всегда поступала по-своему, и вот что из этого вышло!..
Через четыре дня Ванду с маленьким Даниэлем выписали, и они вернулись домой. Самыми тяжелыми были 1993 и 1994 годы, без света и тепла зимой, когда не спасал даже газовый обогреватель, подаренный одним из тогдашних любовников Ванды. Потом Магда уехала жить в городок Эчмиадзин, где у ее двоюродной сестры, старой девы шестидесяти лет, имелась квартира. Она забрала с собой и Даниэля. Жить стало намного легче, к тому же Ванда начала работать в Министерстве здравоохранения и получала хоть какие-то деньги, часть из которых посылала матери.
А Магда была прекрасно осведомлена о любовниках дочери и при каждом случае называла ее шлюхой, но не требовала блюсти нравственность, ибо была заинтересована в тех средствах, которые Ванда, по ее словам, «выкачивала из своих любовников». К тому же в глубине души она надеялась, что дочь наконец-то выйдет замуж…
Тем апрельским утром 1997 года Ванда ехала в такси и думала, что через год заберет Даниэля у матери и отдаст его в одну из ереванских школ. Она прекрасно понимала, что, как только Даниэль переберется к ней, холостяцкой жизни придет конец, но не жалела об этом…
За всю дорогу от Еревана до Эчмиадзина таксист не проронил ни единого слова, только когда въехали в город, спросил, где именно остановиться. Ванда заплатила 3000 драмов, вошла в последний подъезд последнего дома неширокой улицы и, поднимаясь на шестой этаж, почувствовала, как сильно заколотилось сердце: она всегда волновалась перед встречей с сыном. «Какой же дурой нужно быть, чтоб жить без Даниэля», – каждый раз думала она, но когда выходные заканчивались, все равно оставляла его и спешила в Ереван. Вот и теперь, поднимаясь по крутым ступенькам и считая этажи, она думала о том, что и на этот раз все будет точно так же…
– Мама, привет, это я.
– Привет, Ванда, ты сегодня рано, – сказала Магда, целуя дочь.
– Где он?
– Где ж ему быть в такую рань? В спальне. Спит еще.
Ванда сняла куртку, пошла в спальню и села рядом с кроватью сына. Даниэль спал, чуть приоткрыв рот, и улыбался во сне. Проснувшись и увидев Ванду, мальчик вскочил и бросился ее обнимать.
– Доброе утро, милый. С днем рождения!
– Мама! – произнес мальчик, еще крепче сжимая объятия. – Ты приехала!
– Да, джан… Но ты меня так задушишь… Ты у меня уже такой большой, сильный!
– Мама, как хорошо, что ты приехала!
– Ты правда рад?
– Очень! Очень!
– В таком случае давай оденемся и пойдем смотреть, какие подарки я тебе привезла.
Глядя на дочь с внуком, Магда задумчиво сказала:
– По-моему, лучший подарок для него – это ты. Каждый раз после того как ты уезжаешь в Ереван, у него поднимается температура.
– Я знаю, мама.
– Знаешь, но не хочешь менять свою жизнь.
– Уже скоро, мама, уже скоро все изменится, – сказала Ванда, и они с Даниэлем пошли в гостиную.
Когда они завтракали, сидя вокруг большого стола, Магда спросила дочь:
– Как твой старик?
– Нормально. Он наконец поговорил с Суриком, моим бывшим, своим племянником. Тот отстал, а этот обещал подарить машину.
– Он этого никогда не сделает.
– Почему?
– О машине все узнают, а он не захочет, чтоб все знали, что у него молоденькая любовница.
– Ему плевать на всех, мама. К тому же я уже не молоденькая…
– Что ж ты будешь делать с машиной?
– Продам, когда понадобится, а пока буду ездить.
– Ты умеешь водить машину?