Три стороны моря - Александр Борянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы не Агамемнон рядом, Менелай бы очень и очень засомневался. Нет, Парис не хотел его оскорбить, такими женщинами не оскорбляют. Может, у них обычай обмена, торговый все-таки город. И он, Менелай, может быть согласился бы. Да что там! Он ведь отлично понимал, что его Елена, дочь Тиндарея, сестра Клитемнестры, скорей всего по собственной воле уплыла, пока он гулял в южных морях. Более того, он был уверен, что это его Елена вынудила царского сынка. Она была властной, она вручала себя Менелаю по ночам, он ни разу не взял ее, она себя вручала, когда хотела, на время.
А эта… То, что надо, если искать счастья.
Но не до счастья, когда брат должен быть самым страшным на всех берегах Эгейского моря.
— Кто решил посмеяться над племенем Атридесов? — спросил Диомед. — Царь Приам или ты? Или Гектор?
— Убей ее! — приказал Агамемнон Диомеду.
И вот тогда Парис взял ее за руку.
Агамемнон ужасно ошибся. Что ж, у него был сильный противник: незнакомый, далекий, безразличный египетский сфинкс. Басилевсу бы не спорить, басилевсу бы принять девушку… А уж потом, в тишине и спокойствии пытать ее до ночи… Да ну, какая там ночь: девушка, не выдержав пытки, все поведала бы раньше.
Но шок был силен. Агамемнон поверил в наглое оскорбление.
Диомед не мог ослушаться. Он положил ладонь на рукоять меча.
Лучники Пандар и Полидамас навели стрелы на Менелая.
— Приам! — крикнул Агамемнон поставленным голосом вождя. — Где же твои клятвы?!
Приам тоже ошибся. Ему следовало отправить с Еленой кого-то равнодушного. Тогда незнакомку, ненужную ни одной из сторон, убил бы недрогнувшей рукой исполнитель воли Атридесов Диомед. Хотя какая разница? Убей ее кто-либо, и уже никто бы ничего не доказал. Ведь даны все равно требовали бы жену Менелая.
— Приам! — крикнул Агамемнон. — Я готов был стать тебе другом!
— Мы же отдали ее вам… — прошептал Приам на стене.
— Что-то они делают не то… — пробормотал Одиссей, стоя вдалеке и не отводя острых глаз от Елены.
— Убей ее! — повторил приказ Агамемнон.
Парис подхватил свою любовь на руки и побежал. Он уже забыл об упавшей с плеч ноше и о десятках ни к чему не обязывающих красавиц. Он ждал пронзающей боли в спине.
Диомед выхватил не знающий неудачных атак меч.
Пандар выпустил стрелу и попал в перевязь на левом плече Менелая. Полидамас промахнулся.
Агамемнон подхватил Менелая, испачкавшись в крови брата.
Пандар успел выпустить вторую стрелу. Она задела правое плечо Диомеда, остановив его и не позволив ударить Париса в спину.
И началось!
Лучник Пандар погиб почти сразу.
Она часто вспоминала это.
«Почему ты не убил Менелая?»
«А ты хотела, чтобы я его убил?»
«Да. Во имя Афродиты!»
«Во имя Афродиты нельзя убивать…»
Она вспоминала, как ее вывели, чтобы отдать племени данов. И взгляд Менелая, мужа-незнакомца, врезался, словно черный нос греческого корабля.
«Вот и все… — мутно заволакивало мысли Елены. — …вот и все!»
Чего она ожидала, что ее убьют, прямо посреди поля, на глазах у илионцев, на радость ахейцам? Ее повелитель ошибся, замысел его погиб, Менелай убьет подставную жену, война не начнется…
И все ненавидели ее, абсолютно каждый, без исключений. И это даже вселяло некоторую гордость.
Но Парис взял ее за руку.
Те три дня, с которых началась Троянская война, были самыми кровопролитными.
Те три смерти, которые последовали одна за другой, отменили всякую возможность мира, даже если бы Елена вдруг волшебным образом обнаружилась дома, в Спарте.
Вечером первого из трех этих дней Приам еще раз предложил дары — богатейшие, огромные.
— Почему муж отверг тебя? — спрашивал добрый, щедрый, в торговом деле вполне расчетливый, однако недогадливый седовласый правитель.
— Я не знаю… — отвечала она.
— Разве ты не понимаешь, отец? — воскликнул Парис. — Они хотели убить ее, покарать перед всеми, унизить и ее, и всех нас!
Приам качал головой. Если он правильно расслышал, басилевс Агамемнон взывал к нему. Правда, разница в диалектах могла исказить смысл. В беседе ты переспрашиваешь непонятное, а когда стоишь на стене и снизу тебе кричат то ли угрозы, то ли просьбы, когда стрелы готовы сорваться с тетивы, а царевич бежит, спасаясь, к воротам — времени не расспросы нет.
— Ты тоже думаешь, что муж собирался убить тебя у всех на глазах? — спросил Приам.
А сам подумал: в конце концов, это его право. Но остановило бы это право войну? Вот что главное: Агамемнон выкрикнул имя Приама до того, как они побежали, или после?
Может быть, просто отправить ее к кораблям связанную?
Было совсем уже поздно, когда к Приаму вернулся вестник. Приам тут же вызвал Париса. Парис не спал: он ждал этого.
— Они отвергли дары, — сказал царь.
— Им не нужно золото. Им не нужна она. Что же им нужно?
— Ты уверен, что Елена — жена Менелая?
— Да.
— Ты был в его доме, так?
— Я был в его доме. И она сама…
— Диомед сказал моему вестнику, будто та, кого мы показали, не жена Менелая, а купленная за полбыка дочь раба, которой перед тем, как вывести ее за ворота, целый год пользовалась вся Троя. И что такое оскорбление смывается не кровью, а пеплом сожженного города.
Парису было неприятно. Он понимал, что в Атридесах поет злость, а в отвергнутом муже — обида. И все-таки разве можно божественное мешать с грязью?
— Это ложь… Зачем ей врать?
Приам положил руку ему на шею и неожиданно сильно притянул к себе.
— Им не нужно просто золото, мой мальчик. Им нужно все золото Трои.
Он отпустил Париса.
— Так что врать ей незачем. Но на весах Агамемнона твоя жена стоит дешевле золота Трои.
— Моя?
— Бывшая жена его брата. Такие у него весы, мой мальчик. Может быть, хетты сумеют переубедить басилевса?
Хетты остановили бы войну, которая им была не нужна.
Эту надежду на следующий день уничтожил мирмидонянин Патрокл.
Дело в том, что сын мирмидонского вождя Пелея отправился в поход скорей как залог правильного поведения своего отца, оставшегося в холмистой Фтии. Греция обеднела воинами, все лучшие были здесь, на чужом берегу. Микены, Спарта, Аргос, Пилос стояли пустые, не готовые к нападению, потому что их хозяева сами предпочитали атаковать. В первую очередь, из-за этого Агамемнон стремился собрать всех в свою армаду: не для усиления, а чтобы никто не остался.