Как ограбить швейцарский банк - Андреа Фациоли

– Давненько у вас ничего для меня нет, господин Контини! – попеняла она ему, усаживая сыщика в гостиной, переполненной безделушками и финтифлюшками.

– Не имел дела с вашими клиентами, – парировал детектив. – Но теперь мне попалось место, вверенное заботам «Пулирапиды».

– А что это на сей раз, офис или частный дом?

– Банк.

Катя широко раскрыла глаза.

– Банк?

– Банк, да.

На миг словесный поток запрудило. Но он быстро вернулся в привычное русло.

– А, поняла, какой-то негодяй держит на работе фотографии любовницы! Но вы его раскусили, так, господин Контини? Нет, ну какие же свиньи эти банкиры! Но, знаете, фотография вам обойдется дороже, в банке, потому что уладить все со сменами непросто, и…

– Там другое, – проговорил Контини.

– … да и вообще, в банке надо повнимательнее, потому что обычно у них индивидуальные входные ключи, и… вы что-то сказали, извините?

– На сей раз мне нужно от вас нечто большее. Катя улыбнулась с хитрецой:

– Неужели, господин Контини… уж не хотите ли вы ограбить банк?

– Только этого нам не хватало! – рассмеялся Контини. – Нет, там вопрос со шпионажем между конкурирующими банками. Сложная штука.

– Да уж, время сейчас такое!

– Мне понадобятся фотографии служебных кабинетов.

– Но документы или что-нибудь щекотливое фотографировать не надо?

Щекотливое. Контини подумал, как он сможет изложить ей другую просьбу Сальвиати. Но может быть, хватит какой-нибудь реплики из телесериала.

– Нет, никаких документов. Я должен понять, как расположены кабинеты; на самом деле и снимков не надо, хватит плана. Уверен, он будет точным…

«Пулирапида С.А.» была одной из двух крупнейших фирм по уборке помещений в кантоне Тичино. У Контини имелся свой человек и в другой компании, но он предпочитал полагаться на Катю. Она была женщина основательная, очень инициативная.

– Никаких проблем. Я попрошу, чтобы мне дали смену в «Юнкере» вместо кого-нибудь. Задача выполнимая, но потребуется время на подготовку, так, чтобы все отработали свои смены, как положено, – тогда это не будет бросаться в глаза, – в любом случае, если речь не о завтрашнем дне, можно…

– В декабре, – сумел вставить слово Контини.

– …организовать лучше это… В декабре?

– Мне нужно, чтобы вы выполнили два дела. Сообщите мне, как расположены служебные кабинеты: это – когда вам угодно. Потом, вечером восемнадцатого декабря, вы должны будете осуществить внедрение уличающего материала на место.

– А, понятно. – Катя сделала гримасу. – Это юридическая закавыка?

– Скажем так. Нам нужно, чтобы вы оставили в одном из кабинетов предмет. В свое время я скажу вам, о чем речь.

– Что-то противозаконное?

В действительности Сальвиати не сказал еще никому, что это за предмет. Он утверждал, что сам переговорит с Катей за пару дней до дела. Контини не понимал, но смирился. Это был отзвук колокола. Не понимаешь? Не важно. Учись лгать.

– Нет, ничего противозаконного. Это доказательство, что был оборот секретных документов, щекотливое дело…

– А!

– Директор спрятал этот предмет, но благодаря нам он обнаружит его у себя на работе. Тогда он поймет, что мой клиент в курсе дела, и оставит его в покое. Никто ничего не заметит, кроме двух-трех человек.

Последняя фраза была единственной правдой в этом нагромождении идиотских выдумок. Ограбление в «Юнкере» могло произвести шум только в узких кругах, поскольку перевозка денег была конфиденциальной. Ну и никто, с учетом плана Сальвиати, не вычислит уборщицу в качестве источника информации.

– Можно ли выполнить эти две просьбы? – спросил Контини.

– Думаю, да. Где банк?

– В Беллинцоне.

– И вы мне ручаетесь, что не будет неприятностей?

– Задача немного сложнее, чем обычно… но послушайте, Катя, мы ведь уже немало времени работаем вместе, и никогда не было осложнений, правда?

– Тут вы правы, да.

– Увидите, их не будет и в этот раз.

Анна раскрыла окно и вернулась в кровать. Прижалась к мужу. Ранним сентябрьским утром приятно помешкать, еще чуточку побыть под одеялом при первом дуновении прохладного воздуха. Филиппо пробормотал что-то во сне и обнял жену.

– Будильник прозвонил пятнадцать минут назад, – проговорила Анна.

– Мм…

– Сдается мне, что пора вставать.

Она попыталась встать. Филиппо не пустил, привалившись к ней.

– А если останемся дома?

– Ты шутишь? А твои ученики?

– Я вообще-то грабитель…

Это стало для них этакой семейной шуткой. Поняв серьезность предстоящего, они все же позволяли себе иронию, которая помогала им справляться с напряжением.

– Да какой там грабитель! Ты ведь не знаешь даже, как устроен пистолет!

– Увидишь, женщина, увидишь…

Филиппо пытался это скрывать, но он все меньше верил в успех дела. Он считал Сальвиати и Контини парой сумасбродов. Прошло уже то время, когда он читал статьи и книги об ограблениях. Анна догадывалась, что остроты были только средством уйти от мыслей на эту тему.

– Ладно, поздно уже!

Она резко сдернула одеяла, Филиппо аж застонал. Потом побежала на кухню готовить кофе и стол для завтрака.

– Душ приму! – крикнул ей Филиппо из комнаты.

– Давай поскорее!

Анне не нравилось опаздывать по утрам. Завтрак она предпочитала обеду и ужину, а к тому же для них с Филиппо это были любимые минуты. Она была счастлива, что ей не достался в мужья один из тех бирюков, которые не разговаривают рано утром.

– Сегодня я одна на работе, – сказала она Филиппо позднее, намазывая хлеб маслом. – Надеюсь, народу будет не слишком много.

– Никогда не видел, чтобы в библиотеке была очередь.

– Э, нет, приходит больше народу, чем ты думаешь!

– А что это за люди?

– Самые разные. Но в основном женщины, должна заметить.

– Ну, ведь вы-то и читаете, правда? Среди моих учеников не найдется ни одного мальчика, который бы дочитал до конца книгу за последние три года.

– Не перебарщивай. Однако верно, что женщины стремятся быть умнее. Возможно, вопрос эволюции. Если матриархат…

– Нет, прошу тебя! Никакого матриархата до восьми утра!

Анна засмеялась.

В те дни им стало легче друг с другом. Понятно, что в отношениях есть подъемы и спады, но в последнее время Анна немного забеспокоилась. Филиппо не принимал ее потребность время от времени убегать в мысли, принадлежащие только ей. Подруги удивлялись, рассказывали ей о своей супружеской жизни, состоящей из всплесков чувств и плотской близости. Но никто из подруг, в отличие от нее, еще не прожил в браке больше пяти лет… И главное, это сообщничество, эти неспешные утра, состоящие из разговоров и кофе, возмещали ей всё. В конце концов легкость возрождалась всегда, как чудо.