Реорганизованная преступность. Мафия и антимафия в постсоветской Грузии - Гэвин Слейд

Данные полиции показывают, что использование прозвищ неуклонно сокращается [AOCU 2004]. Разбиение 278 случаев на четыре группы в зависимости от года «крещения» показывает, что чем моложе группа, тем меньше прозвищ. Это справедливо даже при включении или исключении уменьшительных имен, хотя они не подпадают под определение прозвищ. Без учета уменьшительных имен в группе 1992–2004 годов (N = ПО) 22 % воров в законе не имеют клички, что больше, чем 8 % не имевших клички в группе 1982–1991 годов (N = 88).

Неясно, какое значение следует придавать этому открытию. Однако, как было показано в главе 6, младшие группы демонстрируют более низкий уровень преданности воровской жизни с точки зрения совершения преступлений и времени, проведенного в тюрьме. Не имея должного уровня социализации в воровском мире и уже безнаказанно нарушив правила в процессе рекрутирования, новобранцы, возможно, не обладали глубоким чувством «рождения заново» во время инициации. Если это так, то уменьшение частоты употребления кличек может служить еще одним показателем снижения барьеров для вступления в братство, ослабления самоидентификации с ролями воровского мира и стирания символических границ между внутренним и внешним.

Возможно, молодые воры в законе также понимали, что наличие клички делает человека более уязвимым для полицейской идентификации и возможного ареста по сфабрикованным обвинениям. Отказ от использования клички был бы в этой ситуации рациональной стратегией тех, кто явно испытывает неприязнь к тюремной жизни и хочет избежать нежелательного внимания. Если такое предположение верно, то это говорит о том, что стремление к высшему идеалу было превзойдено корыстными рациональными расчетами относительно самосохранения.

Внутренняя легитимность и преданность

В табл. 7.1, приведенной ниже, представлены некоторые из механизмов стимулирования принятия обязательств, рассмотренных ранее. Все перечисленные в таблице механизмы присутствовали в ранних формах воровского мира 1930-х годов, когда он представлял собой тюремное братство. Однако в таблице также указывается, сохранился ли данный механизм принятия обязательств или был отброшен с течением времени. Ни один из механизмов, приведенных в таблице, не является уникальным для мира воров; каждый из них взят из исследований Кантер [Kanter 1968; 1972], где они идентифицируются как значимые факторы, способствующие успеху утопических сообществ. Каждый из механизмов в таблице, согласно исследованию Кантер, присутствовал пропорционально во вдвое большем количестве успешных утопических сообществ по сравнению с неуспешными; таким образом, отбрасывая некоторые механизмы, воры в законе ставят под угрозу свою жизнеспособность как преступного сообщества.

Таблица 7.1

Механизмы соблюдения обязательств в первоначальном воровском мире, разделенные по тому, были ли они сохранены или отброшены

Источник: [Kanter 1972: 80-112].

Таблица показывает, что многие механизмы, побуждающие к принятию обязательств, все еще существуют, за исключением тех, которые имеют тенденцию относиться к поддержанию символических границ, таких как использование специального языка и поддержание репутации с помощью таких средств, как обучение молодежи воровской идее. Эти символические границы важны для поддержания жизни воровского мира, пусть даже только в мифологизированной и символической форме.

Поскольку механизмы, побуждающие к принятию обязательств, утрачены, воровской мир вынужден полагаться на стимулы, отличные от принятия обязательств. Вездесущий институт общака и наказание перебежчиков через лишение всякой поддержки и привилегий помогают поддерживать когнитивную преданность [R40]. Одна из проблем, связанных с чрезмерной опорой на эти чисто рациональные механизмы принятия обязательств, по мнению исследователей человеческих ресурсов, заключается в том, что «сотрудники, чье пребывание в организации основано главным образом на необходимости, могут не видеть причин делать больше, чем требуется для поддержания их членства в организации» [Meyer, Allen 1991: 74]. Проблема заключается в том, что отношение к воровскому кодексу и воровской идее может определяться логикой инструментальности, а не логикой целесообразности [March, Olsen 1984, 2004]. То есть в контексте модернизации и накопления капиталистического богатства высшие цели воровской идеи становятся средством достижения цели, а не самоцелью. Как заметил Дерлугьян [Derluguian 1999], воровской мир «не централизованная организация и даже не орден. Это институциональный дизайн, заложенный в местной культуре, и он лучше всего подходит для выживания в больших репрессивных государствах, таких как царская Россия и Советский Союз». Но если нормативная и эмоциональная приверженность этому «институту» возникла наперекор репрессиям царского и советского государства, ее выживание стало зависеть от этих репрессий. Излагая то же самое другими словами, Баккер и другие [Bakker et al. 2012] делают аналогичное замечание об организациях, которые они называют «темными сетями», таких как террористические группы и повстанческие движения. Чтобы быть жизнеспособными, эти сети должны обладать внутренней легитимностью среди своих членов, а также определенной степенью внешней легитимности среди тех, кто непосредственно находится за пределами сети. То есть члены должны верить, что все они движутся в одном направлении, и каждый, кто обладает членством, заслуживает своего статуса и хочет его сохранить. Все должны заявить о своей твердой преданности общему делу. Однако с уменьшением преданности и усилением тенденции к выходу из организации внутренняя легитимность ослабевает. Начинают возникать подозрения по поводу обязательств не использовать членский статус для личной выгоды и вкладывать деньги обратно в братство. Как только эти подозрения становятся широко распространенными, они просто повышают ставку дисконта на доходность обладания статусом вора в законе, предоставляя все меньше и меньше стимулов для несения посреднических и непредвиденных расходов и поощрения скоординированных изменений в воровском институте. Краткосрочная прибыль от превращения статуса вора в законе в капитал превосходит долгосрочные инвестиции в исключительность института, создавшего ценность статуса, в первую очередь. Как только механизмы принятия обязательств утрачиваются, вся ценность статуса вора в законе оказывается под угрозой, о чем более подробно будет рассказано в следующей главе.

Причины снижения эффективности механизмов принятия обязательств, заложенных в первоначальный воровской кодекс, многочисленны. Однако главным из них является переход от исключительно тюремного братства к мафии, существующей за пределами советских лагерей. Переход к открытому обществу сделал многие механизмы, побуждающие к принятию обязательств, излишними или непрактичными. Кроме того, общество, в котором появились воры в законе, с ростом «второй экономики» и неравенства в благосостоянии менялось само. Эти изменения резко ускорились с распадом Советского Союза. Воровской кодекс и сопутствующие ему механизмы принятия обязательств в таких условиях утратили силу. Чалидзе [1977: 68] заметил это еще в 1977 году, когда писал о «постоянном соперничестве внутри руководящей [воровской] элиты… борющейся за влияние и использующей в этой борьбе возможность неоднозначного толкования древних предписаний обычного права». Таким образом, воровской кодекс, хотя и явно предназначенный для стимулирования преданности, оказался все же восприимчивым к последствиям социально-экономических изменений или оппортунистическому поведению отдельных действующих лиц.

Заключительная часть

В советском