Князь Александр Невский - Ирина Александровна Измайлова

позабыл, ярл, что князь Александр, несмотря на свою молодость, уже очень опытен в битвах. И он – великий воин. С ним опасно сражаться, даже если иметь достаточную силу.

Биргер обернулся к говорившему и, не скрывая раздражения, усмехнулся:

– Ты всегда осторожен, епископ Томас, и я благодарен тебе за твою осторожность – ты не раз удерживал меня от опрометчивых шагов. Но на этот раз я верно всё рассчитал. Князь Александр отважен и искусен в сражении, но он одинок – никто не окажет ему поддержки, а сил у него мало. Я уже разослал приказы капитанам кораблей и всем командующим войсками и объяснил им всем, как мы станем действовать.

– Очень плохо, – словно не слыша, продолжал епископ, – что мы выступили прежде немецких воинов. Задумано ведь было напасть одновременно с двух сторон, и это могло дать нам огромное преимущество. Но немцы будут под Псковом не раньше чем через месяц. Отчего было не выждать этот месяц, ярл?

На лице Биргера появилась пренебрежительная гримаса:

– Отчего, отчего? Да оттого, что немцы медлят намеренно! Хотят, чтобы шведы сделали всё за них, а им потом легче будет управиться… Я хорошо знаю магистра этого их нового ордена, Ливонским они его назвали… Магистр фон Вельвен умён и хитёр. Он предпочитает беречь свои силы. А может быть… кто его знает? Я слыхал, он знаком с князем Александром. Вдруг решил не ссориться? Мало ли – вдруг да Александр победит?

– Что за чушь! – не выдержал один из рыцарей. – Чтоб немецкий рыцарь стал помогать врагу?! Русскому князю?!

– Наверное, это не так! – резко ответил Биргер. – Хотелось бы, чтоб было не так. Но в любом случае я не намерен ждать немцев! Пусть слава победы будет моя! А я разобью этого хвалёного князя, и его земли будут мои! Пусть помешает мне, если сможет!

Глава 10

«Если можешь, сопротивляйся!»

Княгиня Александра сидела на постели, пеленая ребёнка.

Услышав позади осторожные шаги мужа, она обернулась. Князь на цыпочках сзади подходил к ней.

Молодая княгиня встала с кровати, счастливо улыбаясь, держа на руках ребёнка, их первенца.

Александр, смеясь, взял на руки малыша, целуя пушистую головку, прижал ребёнка к себе:

– Солнышко ясное! Сыночек… Васенька!

– Он уже тяжёлый! – радостно проговорила Саша. – Богатырь будет. Как ты!

Дверь в горницу распахнулась. На пороге появился красный от возбуждения Сава.

– Князь! Дозволь войти?

Александр грозно обернулся, загородив смутившуюся жену:

– Сава! Ты что, умом повредился? Куда влез на женскую половину, даже слуг вперёд не пославши?

– Прости, княже, прости! – воин был смущён, но не ушёл из горницы. – Беда грядёт, Александре!

– У нас без беды месяца не проходит! – продолжал гневаться князь. – Но это не значит, что мы можем обычаи нарушать. Погоди, сейчас выйду.

Сава попятился, притворяя за собой дверь, а князь расцеловал ребёнка и нежно обнял жену.

– Иди! – ласково попросила Александра. – Сава зря бы не пришёл. Значит, что-то и впрямь случилось.

– А то я не ведаю, что! – нахмурился князь. – Мало нам татар, так ныне западные соседи полезли!.. Знают, что Русь в руинах да пепелищах лежит. Только и уцелели, что Новгород да Псков, и помощи ждать неоткуда. Думаю, кто-то из них… немцы либо шведы. Прости, душа моя. И не побыть-то с вами…

– Иди. Иди! – Александра обняла мужа.

Александр вышел из горницы. Рядом с Савой стояли ещё двое воинов и старый его наставник, боярин Фёдор Данилович. Вид у всех был очень встревоженный.

– И что? – спросил князь, обращаясь ко всем сразу, но глядя на Саву.

Отвечал, однако, боярин Фёдор:

– Шведский ярл Биргер, зятёк шведского короля, корабли свои привёл. В устье реки Невы они встали.

– Откуда ведомо? – нахмурил брови князь. – Гонцы донесли?

– Да если бы! – махнул рукой Сава. – Похоже, мы их проспали! Подплыли тихо, что твои рыбы… А гонец их же и прискакал. Поутру в ворота постучался. И вот грамоту привёз.

С этими словами молодой воин протянул Александру свёрнутую в трубку бумагу.

Князь взял её, не спеша развернул:

– Мало мне того, что татарский язык изучать собираюсь, чтоб с погаными разговоры вести, так, выходит, ещё германский учить надо? Хорошо хоть язык у немцев со шведами, почитай, один и тот же. Боярин Фёдор Данилович, ты ведь эту тарабарщину разумеешь. Прочти-ка!

Фёдор Данилович принял из рук князя бумагу:

– «Если можешь, сопротивляйся мне. А я уже здесь и беру в плен землю твою». Ах ты, морда наглая, бусурманская! В плен он нас, вишь ты, берёт! А ты сперва победи нас!

Александр неожиданно разразился смехом, причём хохотал с искренним весельем.

Отсмеявшись, он вытер тыльной стороной ладони увлажнившиеся глаза. Потом воскликнул:

– Нет, что хотите, говорите, а рыцарей я люблю! Уж до чего в себе уверены, до чего наглы, что сами же себе яму роют. Ведь пришли тихо, пристали к берегам нашим внезапно. Кажется, всё сделали: ударь внезапно, вот тебе и Новгород! Сил-то у нас не так уж и много, и они ведь, окаянные, знают это! Так нет же – грамоту присылают: мол, мы здесь и возьмём вас голыми руками. Так вот теперь уж и не возьмёте… Сами ж упредили. Так что, не взыщите.

– Но мы ведь всё едино не знаем, где именно они встали! – с досадой бросил Сава.

– Ну, это разведать не так уж сложно, – пожал плечами князь. – На Неве удобные места по пальцам сосчитать. Да и разведчики наши, думаю, своё дело сделают. Что, Сава, стоишь? Рать иди поднимать, отряды сбирать. Ну, ступай, ступай! Это тебе не в женскую горницу ломиться! Давай! А я нынче к литургии пойду. Перед таким испытанием нельзя не помолиться.

Спустя полчаса князь Александр стоял на коленях перед алтарём, склонив голову, и молился. В его глазах стояли слёзы, но не печали, а гнева. Он осенил себя крестом, когда же начал читать молитву, его голос задрожал:

– Боже славный, праведный, Боже великий, крепкий, Боже предвечный, сотворивший небо и землю и поставивший пределы народам, Ты повелел жить, не вступая в чужие пределы! Суди, Господи, обидящим меня и побори борющихся со мной, возьми оружие и щит, восстань на помощь мне!

Перекрестившись, князь медленно поднялся с колен. На нём уже были боевые доспехи, только шлем лежал рядом на полу, он поднял его и подошёл к алтарю. Подойдя, приложился к нескольким иконам Деисусного ряда[28].

В стороне перед алтарём молились в это время двое монахов. До сих пор они старались не отвлекаться от молитвы и не проявлять досужего любопытства