Крест на башне - Андрей Уланов

— Фары гаси!

Проселок более-менее освещен… а вот сообщать всей округе о нашем прибытии таким вот образом в мои планы пока не входит.

Достал сигнальный пистолет, проверил еще раз на ощупь, что на патроне выдавлено… ну да, «красная сдвоенная», до тридцати про себя досчитал, вскинул и нажал на спуск.

Пыхнуло, ракеты взвились и как раз почти над самой окраиной повисли. А секунд двадцать спустя, сначала из центра и почти сразу же с северной окраины, ответные взлетели. Белая и зеленая.

— Стоп!

Оглянулся назад — транспортеров не видно, отстали, как и думал.

— Я — «Кошка», вызываю вторую и пятую, ответьте. Прием.

— «Кошка», слышим вас. Мы на подходе, будем через три-пять минут.

— Ждать не буду, вступаю в бой. Отвлеку на себя бронетехнику. Ваша первоочередная задача — минометы.

Зажмурился, прокрутил в голове местность. Хоть недолго мы здесь были, но что-то все-таки отложиться в памяти успело.

— Проверьте лощину справа от дороги — удобная позиция.

— Вас понял, «Кошка».

Я тангенту на внутреннюю связь перещелкнул.

— Давай, Нильс, — командую, — вперед… но пока потихоньку.

Штурмпушки… Фрикс сказал, что их атакуют при поддержке штурмпушек. А обер-лейтенант человек обстоятельный, можно даже сказать, педантичный, даже в таких вот, не способствующих мыслительному процессу условиях. То есть была бы против них одна штурмпушка, он бы именно так и сказал… значит, пишем в уме две.

Освещения, в принципе, хватает — в городке полыхает не меньше половины домов. Другой вопрос, что освещение ночью, штука ох какая обманчивая — очень резкую границу тьмы и света дает и вот за этой границей хрен ты чего разглядишь, пока это самое хрен чего на тебя оттуда не выпрыгнет… или не врежет бронебойным.

И ночным прицелом не воспользуешься — засветка!

Поднял бинокль, подождал, пока враз скакнувшая к носу картинка не успокоится, подстроил резкость и повел медленно вдоль.

Ничего. То есть дома горящие, фигурки черные кое-где перебегают… падают… вот у перекрестка, за сараем рыл пятнадцать собралось. Явно к броску готовятся. Врезать по ним? Ох, чешутся руки… и демаскироваться? Пока они меня видеть не должны, да и слышать, на фоне своего концерта, в общем, тоже. А ракеты — мало ли кто и зачем… они если и ждут подкрепления, то наверняка со стороны магистрали, а не из собственного тыла.

Черт, ну где же эти твари затаились?

Почти совсем уж решился плюнуть на штурмпушки и врезать по пехоте… ветер хлестнул ледяной волной, смахнул на миг заслонившее улицу пламя и на сетчатке словно на фотопленке отпечаталось: чуть наискось, приткнувшись к полуразрушенному дому, стоит штурмпушка, язычки огня вдоль всего корпуса алым гребнем, подожгли-таки ее наши, а впереди, правее, на выезде из проулка, вторая, целая, низкий, хищный силуэт… разворачивается…

— Нильс! Второй выезд слева от шоссе… жми! — Сам нырнул вниз, задвинул люк, защелкнул упал в кресло, приник к прицелу… ну, думаю, иди сюда, сука… У меня для тебя подарочек имеется! Бронебойным заряжай!

Уверен, пара-тройка авровцев точно в штаны наложила, когда из темноты за их спинами наша бронированная махина выскочила.

— Левее, Нильс, левее!

«Мамонт» дернулся, туша подбитой штурмпушки из прицела пропала, а взамен влезла корма целой — она как раз развернуться успела.

Вот в эту корму я из обоих стволов и всадил! Чуть больше ста метров — лечить бесполезно!

— Направо!

Там стоял какой-то мелкий броневик с круглой башней… то ли подбитый, то ли просто замешкался… я даже не успел на него навестись, слишком быстро все произошло — и мы его попросту раздавили.

— Осколочными… радист, почему пулемет молчит!

— Ленту перекосило!

— Вальтер, ты сука!

Проскочили улицу до окраины, лупя по всему, что видели, развернулись, вкатились на параллельную… какая-то фигура выскочила из огня прямо под левую гусеницу. Я положил подряд три снаряда вдоль улицы, и там сразу же замельтешили… потом Вальтер справился с лентой и расшвырял это мельтешение нитями трассеров.

— Направо!

Мелькнула, было, мысль, что надо скомандовать прекратить огонь — где-то здесь уже могут быть наши. Мелькнула и погасла, когда из-за забора выскочила очередная черная фигура и бросилась к панцеру, очень ловко держась при этом справа, в «мертвом» для пулеметов секторе.

Я начал открывать рот для вопля: «Дави!», затем до моего измотанного сознания дошло, что в руках у фигуры машингевер-47 с обрывком ленты… «Стоп!» В ушах у Нильса, должно быть, еще минут пять звенело, как на хорошей звоннице.

Соображения, впрочем, мехвод не потерял — не просто остановился, но и развернул «Мамонт» на сто восемьдесят.

Вниз я скатился почти со свистом. Рванул замки кормовых люков, вывалился наружу — и меня едва не сшиб с ног… Гуго?

Гуго Фалькенберг?

Оглушенный, оторопелый, я стоял перед ним, а Гуго Фалькенберг — измазанный сажей, как последний черт преисподней и вдобавок забрызганный какой-то слизистой хренью, отбросив в сторону машингевер, с размаху хлопал меня то по правому, то по левому плечу, и что-то орал при этом, смешно кривя рот, а по лицу его катились, оставляя за собой четко различимые тонкие дорожки… слезы?

Потом побежал еще кто-то, такой же чумазый, облапил, жарко дыша в лицо… Нильс, наконец, заглушил турбину, но я все равно ничего не слышал — только треск огня.

С меня сбили кепи… тут же в четыре руки подняли, нахлобучили обратно… потом толпа, — и когда, интересно, столько народу набежало? — расступилась и ко мне, прихрамывая, подошел обер-лейтенант Фрикс с перемотанной бинтом шеей. Остановился в метре, нарочито медленно достал из нагрудного кармана часы, щелкнул крышкой, вгляделся в циферблат.

— Тридцать восемь минут, — произнес он, искоса глядя на меня. — Браво, фельдлейтенант. Полагаю, этот рекорд необходимо будет занести… — начштаба на миг замялся и, чуть виновато улыбнувшись, закончил: — Куда-нибудь занести!

— Мы твои слова как молитву повторяли, мальчик мой! — проревел мне в ухо Гуго. — Сорок минут! Сорок минут!

— Должен сказать, — все с той же виноватой улыбкой добавил Фрикс, — что в момент разговора с вами, фельдлейтенант, я был уверен, что следующая атака станет для нас последней… но благодаря заклинанию про «сорок минут» мы сумели отбить и ее, и три последующих.

Тут из панцера вылез Нильс, и Гуго, взревев: «Хербергер-сучий-кот-дай-я-тебя-до-смерти-зацелую!», ринулся вперед, оттеснив меня.

А я стоял, уставясь в землю между носками своих ботинок и ботинок обер-лейтенанта. И никак не мог поймать одну мысль… я не знал, что это за мысль, но отчего-то был уверен, что она ужасно важная. Потом все-таки поймал и, подняв взгляд на Фрикса, тихо спросил: — Где гауптфельдфебель Аксель?