Секрет Пегаса - Грег Лумис

Фицвильям вздохнул и сел за стол, все еще рассматривая лицо, глядевшее на него с письменного стола. Все-таки в наше время качество печати стало изумительным. Снимок выглядел так, словно мистера Рейлли щелкнули не позднее чем на прошлой неделе, на каком-нибудь семейном празднике. Инспектор отодвинул фотографию и принялся перечитывать материалы, прилагавшиеся к ней.

Этот самый Рейлли уже бывал в Лондоне, и у него здесь имелось немало знакомых. Агент «МОССАДа», по всей вероятности, вышедший в отставку, еще одна немка, с которой он трахался, — шикарная штучка. На фотографии бюст у нее так и рвался из пиджака на свободу. Еще имелся список пабов, куда он заходил выпить пинту пива с той же регулярностью, как и любой нормальный работяга. Фицвильям досадливо наморщил лоб. Сколько же хлопот предстоит! Придется отрывать людей от текущих дел и отправлять их опрашивать всю эту толпу народу.

Он потянулся к телефону. Лучше взяться за дело, не откладывая. Заокеанские братцы ждут, а ведь они терпением не отличаются. Хуже того, там верят собственным фильмам, в которых доблестный Скотленд-Ярд лихо исполняет все, о чем его просят. Инспектор громко хмыкнул и принялся набирать номер. Янки давно уже следовало бы объявить его контору отделом их чертова ФБР.

Повествование Пьетро Сицилийского.

Перевод со средневековой латыни д-pa философии Найджела Вольффе.

3

Когда понадобилось делать припасы для корабля, оказалось, что учение, кое прошел я у келаря, нисколько здесь не помогает. Каждый корабль был десяти родов[68]длиной, а высотой что в носу, что в корме — вполовину меньше. Одна мачта несла один парус[69], а все остальное место занимали никак не меньше сотни человек. На каждого требовалось два барреля воды, соломенный тюфяк, одеяло, кухонная утварь, мясо и пряности, помогающие придать ему свежий вкус, прежде всего имбирь, гвоздика и мускатный орех. Гийом де Пуатье сказал мне, что купцы в Трапани получат за весь этот припас из расчета сорока дукатов на каждого рыцаря.

Еще он сказал мне, что негоже платить за дурное, как за доброе. Сие касалось тюфяков и одеял. За эти вещи купцы требовали по пять дукатов, но они перепродавали нам все то, что покупали вдвое дешевле у людей, приезжавших сюда, посему зачастую постели были грязными, ветхими и полными паразитов.

На верхнем ярусе судна, именуемом палубой, было не в пример лучше, чем на нижнем, где стояли обжигающая жара и духота. Но именно там обретались низкорожденные странники, такие как я и Филипп. Страдал я преизрядно, ибо на нижней палубе везли также лошадей, коров, свиней и другую скотину[70], и смрад от их испражнений был непреодолим.

Дни, проведенные в плавании, были словно нарочно предназначены для испытания моей веры. Корабль качался и переваливался, словно сам диавол тряс его, дабы сронить меня в море, когда дерзал я отойти от моего ложа к борту. Большую часть времени страдал я от болезни, коей, как довелось мне узнать, подвержены едва ли не все, кто впервые оказывается во власти моря. Морские испарения порождают в желудке спазмы, которые не дозволяют принять пищу, предназначенную для трапезы, и заставляют извергнуть то, что человек вкусил прежде.

Столь сильны были мои страдания, что капитан судна, бессердечный низкий человек, наслаждавшийся зрелищем чужих мучений, взял в привычку развлекаться, спускаясь на нижнюю палубу и обращаясь к тем из нас, кому особенно плохо было:

— Не прикажешь ли мясца подать? — Потом он громко хохотал и кричал так, чтобы все слышали: — Им купленное мясо все равно не пойдет впрок. Лучше уж нам самим его съесть, чем дать ему протухнуть.

Однако милостью Господней через некоторое время тело мое обрело невосприимчивость к испарениям моря, порождавшим сию тяжкую болезнь. Слава Небесам и их всемогущему Владыке, кои проявили свое милосердие и избавили меня от страданий, каких я не испытывал дотоле и, как теперь ясно, не узнаю и впредь! Муки, предстоящие мне, имеют иную природу.

Божьим соизволением достигли мы Генуи, там пополнили припасы и двинулись далее во Францию.

Милость Господня избавила меня от болезни и позволила наблюдать за тем, что происходило вокруг. Никогда не было у меня возможности увидеть, как надлежит управлять кораблем. Всего более заинтересовали меня карты, коими руководствовался кормчий. Они были расчерчены линиями, делящими часть земного круга на квадраты[71]. На них же, ночами наблюдая за звездами, кормчий указывал место в море, где мы пребывали в тот миг по отношению к суше. Карты сии привели меня в замешательство, ибо не знал я, Божьим ли дозволением их создавали[72].

Мне еще предстояло усвоить, что рыцари Храма делали для себя исключения даже из числа Господних повелений.