Трущобы Севен-Дайлз - Энн Перри

– Вот как? – Рука Питт замерла над тарелкой.

– Как мы и предполагали, она коптская христианка, – ответил Тренчард. – Собственно, об этом можно догадаться по ее имени. Похоже, она была близка к одному из ведущих египетских националистов, лидеру восстания Ораби. Это было десять лет назад, до обстрела Александрии. Извините, Питт, но я… – Тренчард сделал виноватое лицо. – Я расспросил кое-кого из моих здешних знакомых, и похоже, что она отправилась в Лондон с единственной целью поймать в свои сети Райерсона. Двигала ею наивная, если не откровенно бредовая идея, что она сумеет убедить его изменить условия финансовой сделки Британии с Египтом… по меньшей мере в том, что касается хлопка, а там кто его знает. Эта Захари всегда была известна своим фанатичным идеализмом. Она влюбилась в Александра Гали, отца Рамзеса, и даже когда тот предал их дело, она в числе последних приняла правду о нем.

Тренчард нахмурился. Лицо его исказила противоречивая палитра эмоций – одновременно жалости и презрения, столь глубоких, что от одного упоминания этих фактов все его тело напряглось, а элегантные руки внезапно сделались неловкими.

На Питта тоже накатилась странная пустота.

– Разочарование – горькая штука, – тихо произнес он. – Многие из нас обычно как можно дольше пытаются отрицать очевидное.

Тренчард тотчас поднял глаза.

– Извините, Питт, но боюсь, что вскоре вы сами увидите, что эта Захари импульсивна и романтична. Она идеалистка, которую предали и которая теперь, движимая собственной болью, пытается воплотить в жизнь свои старые мечты, какими бы наивными и нереалистичными те ни были.

Питт посмотрел на кусок пищи в своей руке. Еще несколько минут назад их трапеза казалась ему приятной экзотикой. Теперь же она представлялась ему полным абсурдом. Он в глаза не видел Аешу Захари. Не считая его работы, она для него никто: безответственная неудачница-политиканка, позволившая личной обиде взять верх над здравым смыслом. Внезапно он ощутил страшную усталость, как если бы он тоже утратил свою мечту.

– В таком случае я постараюсь больше узнать о Ловате, – произнес он вслух.

Тренчард пристально и с сожалением посмотрел ему в лицо.

– Прошу меня извинить, – повторил он. – Я знал, что было бы гораздо лучше, имейся всему этому иное объяснение. Но что, если Ловат нажил себе врагов уже в Англии?

– Он был застрелен в саду мисс Захари в три часа ночи! – с горечью воскликнул Питт. – Из ее собственного пистолета!

Тренчард лишь печально пожал плечами. Жест получился элегантный, как будто ему удалось вернуть себе часть внутреннего достоинства, бывшего в его глазах неотъемлемой чертой любого воспитанного человека.

Наконец они закончили свою трапезу. Тренчард настоял, что заплатит за двоих, и, по-арабски поблагодарив владельца заведения, проводил Питта до ближайшего рынка, где помог ему поторговаться и приобрести для Шарлотты браслет с карнелианом, небольшую статуэтку гиппопотама для Дэниэла, несколько ярких шелковых лент для Джемаймы и платочек для Грейси.

Питт завершил день, располагая информацией, которую он, увы, был вынужден принять как правду, хотя и предпочел бы иное, зато с подарками. От последних он был в восторге, ибо знал, что они обошлись ему в воистину ничтожную сумму.

Поблагодарив Тренчарда, Питт вернулся на трамвае в Сан-Стефано, исполненный решимости отыскать военные казармы, в которых когда-то служил лейтенант Ловат, и посвятить остаток своего пребывания в Александрии изучению его военной и личной карьеры. Ему будут ценны любые мелочи. В какой-то момент путь Ловата пересекся с путем Аеши. Где и при каких обстоятельствах – это предстояло выяснить.

Пока Питт был в Египте, Шарлотта не могла думать ни о чем другом: ее муж сейчас один, в чужой стране, о которой он почти ничего не знает. Куда опаснее, чем просто неведение, было то, что он должен был наводить справки о женщине, которая в глазах своего народа, возможно, является героиней, борцом против британского господства. Шарлотта пыталась занять свои мысли чем-то другим, обычно разными мелочами, но стоило ей погасить в доме последние газовые лампы и подняться в пустую спальню, как они тотчас бежали прочь, напуганные пустотой его отсутствия.

Она лежала в темноте, и воображение рисовало ей самые разные картины. Неудивительно, что она искренне обрадовалась, когда на третий день после отъезда Питта к ним вечером заглянул Телман. Открыв заднюю дверь, Грейси увидела его на пороге – усталого и озябшего, с красным от холодного ветра лицом. Она тотчас пригласила его войти. Телман сначала немного потопал на пороге, стряхивая с ног воду – дождь хотя и закончился, но на улицах стояли лужи, – после чего снял пальто.

– Добрый вечер, миссис Питт, – поздоровался он, с тревогой глядя на Шарлотту. Он явно переживал за нее в отсутствие Питта. Старые привычки отмирают с трудом, хотя он и пытался сделать вид, что теперь это его не касается.

– Добрый вечер, инспектор, – ответила она с улыбкой. Ей также было приятно его видеть. Она нарочно назвала его по должности, а не по имени. По имени она никогда его не называла. Как не была уверена, что это делает Грейси, даже если между ней и Телманом существовала взаимная симпатия.

– Входите и выпейте с нами чаю, – пригласила она его. – Вижу, что вы замерзли. Кстати, вы ужинали?

– Еще нет, – ответил он, пододвигая стул и садясь.

– Я сейчас вам что-нибудь приготовлю, – тотчас отозвалась Грейси, ставя на плиту чайник. – Правда, у нас нет ничего, кроме холодной баранины и овощного рагу. Устроит это вас?

– Да-да, спасибо, – отозвался Телман без особого удовольствия и посмотрел на Шарлотту, пытаясь понять, как та отнесется к столь щедрому предложению.

– Разумеется, – поспешила заверить его она. – Что-нибудь слышно про Мартина Гарви?

Телман посмотрел на нее, затем на Грейси. В мягком свете газовых ламп, четче обрисовавшем высокие скулы и впалые щеки, его лицо выражало одновременно сожаление и деликатность.

– Ничего, – честно признался он. – Я проверил везде, где только не требуется разрешения полиции. – Судя по твердости его голоса, с ним было лучше не спорить.

– И что вы узнали? – спросила Грейси, ставя сковороду на плиту и наклоняясь, чтобы пошевелить угли. Пламя разгорелось с новой силой. Все это она делала машинально, так как продолжала смотреть на Телмана.

– Мартин Гарви действительно исчез, – печально подтвердил тот. – Никто не видел его вот уже две недели. Но никто не видел и Стивена Гаррика. Никто из слуг, как вы сказали. Сначала они решили, что он заперся у себя в комнате, то ли заболел, то ли это был очередной каприз…

– То есть человека не видно больше недели, но даже кухарка этого не заметила, – перебила его Шарлотта. – Даже если бы он заболел, она наверняка принесла бы ему суп. А спустя какое-то время разве к нему не вызвали бы врача?

– Насколько я могу судить, никакого врача не было, – ответил Телман и покачал головой. – Равно как и никаких других посетителей. – Его лицо сделалось каменным, взгляд потемнел. – В доме его нет, как нет и Мартина Гарви. Будь он там, ему бы требовалась пища, постельные принадлежности…