Цветок яблони - Алексей Юрьевич Пехов

— Помогите ему! — теперь Шерон распоряжалась, и на удивление ей повиновались.

Ну кроме Серро, который пытался возражать, но столь слабо, что его никто не услышал. Что не удивительно. По ощущениям Шерон, жить ему оставалось не больше получаса.

— Где его рука?

— Что? — принесший товарища воин опешил от вопроса.

— Где рука?! — она уже склонилась над раненым с одним из своих пузырьков с маслянистыми жидкостями, сохранившимися со времен Нимада.

— Т-там, сиора.

Она не видела, куда он указал, рявкнув Серро, терявшему сознание, но упрямо отказывающемуся пить жидкость:

— Прекратите, сиор! Иначе умрете быстрее, чем думаете! Крови в вас уже и так мало!

И тут же:

— Лавиани. Принеси, пожалуйста.

— Рыба полосатая! — сойка стояла за спиной. — А если там много рук валяется?!

— Неси только правые.

Та хохотнула, хотя Шерон и не шутила. Перемахнула через ограду, побежав в сторону алого зарева, туда, где был бой.

— Возвращайтесь обратно к лейтенанту. Всех, кто ранен — нести ко мне.

— Сиора…

— Я собираюсь их спасать, а не убивать.

— А что делать нам? — спросил гвардеец ее охраны, освободивший стол.

— Лично вы будете держать его, — она все же влила в Серро настойку и, не обращая внимания на то, как тот скривился, занялась повязкой.

Ладони тут же испачкались в крови.

— Не надо… — прошипел он, корчась от боли.

— Да держите же его! — Она пальцами, словно тисками, вцепилась в культю. — Вы истечете кровью, Серро. Очень быстро. Сейчас настойка подействует, и боль уйдет.

Он снова дернулся, простонал:

— Темная магия. Не хочу.

— Два варианта, — Шерон склонилась над ним и увидела в отражении суженных зрачков, что ее глаза стали прежними. Ужасно-белыми. Как у мертвой рыбы. — Я могу вернуть вашу проклятую руку. Или же вы умрете калекой. Быстро решайте, через минуту вы уже уснете. Ну?!

Раненый лишь слабо выругался и отвернул голову в сторону.

— Хуже теперь не будет.

— Тогда перестаньте мешать мне!

Она никогда не делала этого. Лишь читала в книге, видела нужные схемы и помнила, что и как надо делать. Чувствовала, что сил ее, благодаря браслету, с лихвой хватит на подобное. Тзамас, вопреки расхожему убеждению, могли не только поднимать мертвых, создавая из них гротескных чудовищ, но и лечить себя, друзей и союзников. Граней смерти слишком много, и знающие смерть порой создавали и жизни.

С рукой она справится.

Шерон была уверена.

Почти уверена.

Повязки давно не было, пальцы, скользкие от крови, горя бледным светом останавливали алый поток у края культи. Серро ничего больше не чувствовал, она видела, как расширились его зрачки, а он сам задышал медленно и ровно.

Настойка из волчьей ромашки и овечьих колокольчиков действовала.

— В сумке. Слева. На поясе. Длинный деревянный футляр. Достаньте.

Гвардеец, помогавший ей, достал, что было велено. Шерон отодвинула крышку, вытащила одну из своих длинных иголок, воткнула прямо в срез плечевой кости, глубоко, в костный мозг, и сталь, сияющая белым, зашипела, истаивая.

Лавиани появилась совсем не с той стороны, куда ушла. Выскочила из мрака, едва не получив копьем в бок от бдительного гвардейца. Она вся была в чужой крови, как и ее фальчион. Бросила на стол отрубленную руку:

— Там жара. И их до хрена. Мы не продержимся.

— Не сейчас.

Она старалась не думать ни о чем, кроме задачи. Ни о бое, что кипел на улицах, приближаясь с каждой минутой, ни о гаснущих огоньках жизней, ни о том, что им делать всего лишь через несколько минут, когда мэлги сомнут ряды обороняющихся.

Она делала дело. Прижала отрубленную конечность к обрубку, скрепляя длинными, раскаляющимися добела иголками, вливая через них то, что могла зачерпнуть из чужих смертей вокруг.

— Рыба полосатая! — довольно громко вскрикнула сойка, когда «пришитая» часть посерела, затем почернела, и от нее потянулся тяжелый гнилостный дух.

Шерон лишь стиснула зубы, поняв, что переборщила, ослабляя давление пальцев и вливая в умирающую плоть часть своей жизни. Маленькую толику. Просяное зернышко. Огромную ценность для любой настоящей тзамас, слишком эгоистичной, чтобы жертвовать хоть чем-то ради других. Но не для той, которая до сих пор считала себя указывающей.

Йозеф научил ее думать о людях и помогать тем, кто был соседом. Земляком. Другом.

Предназначение указывающих, ищущих в ночи синие фонари — спасать других. Даже рискуя своими жизнями. Сейчас этот гвардеец, защищавший ее и тех, кто прятался за стенами маленького храма, имел не меньше прав на помощь, чем любой из ее земляков.

Рука начала исторгать из себя мрак, кожа обрела привычный глазу цвет, ровные края обоих фрагментов, скрепленные лишь иглами, стали, словно воск, растекаться, объединяя потерянное в единое целое с телом.

Сойка, видя это все, недоверчиво выругалась.

— И все?

— Не так быстро. — Шерон не разжимала пальцы на левой руке, все так же стискивая плечо Серро, держа в памяти схему Дакрас и проверяя каждый фрагмент, чтобы ничего не упустить, не ошибиться, чтобы сделанное не пропало впустую. Кость, нервы, сосуды, мышцы. Она делала это в первый раз, не имея опыта, и старалась не допустить ошибки.

— Все! — наконец выдохнула Шерон. — Через неделю полностью приживется.

— Бесценное умение, — сойка потыкала пальцем в раскрытую дряблую ладонь Серро, ощущая тепло.

Принесли нового раненного. Жителя деревни с лицом, изуродованным ударом топора. Шерон занялась им. А затем следующим. И следующим.

Она работала иглами, стилосом и пальцами. Останавливала кровотечение, убирала боль, «сшивала» рваные края. Делала все, что могла, но куда больше, чем способен любой из ныне живущих лекарей.

Шаутт — тени, похожие на хищный цветок, выполз из мрака, с изяществом осторожной змеи, почуявшей тепло. Он, незамеченным, протек между двух гвардейцев, когда Шерон, сунув два пальца между ребрами солдата, пыталась остановить кровотечение и зажать артерию, перебитую стрелой.

Лавиани увидела, как за спиной указывающей формируется мрак, складываясь в фигуру мрачного паука. Сойка ринулась, на пять шагов опережая очнувшихся, заметивших опасность гвардейцев.

Фальчион ударил по лохматой лапе, уже тянущейся к Шерон, но прошел сквозь тень, не причинив демону никакого вреда. И все же создание той стороны развернулось к новому врагу, оплело сойку черными жгутами, приподнимая над землей.

В ладонях Лавиани вспыхнули яркие белые звезды. Столь ослепительные, что на них невозможно было смотреть, и этими странными руками она обхватила демона, вопя во все горло от нестерпимой боли.

Через мгновение кричала уже не только она. Надсадно выл шаутт, пытавшийся вырваться из этих объятий, корчась от солнечного света, что прожигал его там, где касались ладони Лавиани.

Он разжал лапы, отбросил сойку от себя, ковыляя, бросился прочь, ломанувшись с грацией обезумевшей