Цветок яблони - Алексей Юрьевич Пехов

Кроме солдат были и слуги. Больше трех десятков. При коротких мечах и с арбалетами. Темп продвижения оказался не быстрым, вокруг никаких городков, лишь несколько оставленных приграничных деревушек и отсутствие возможности поменять лошадей на свежих, так что приходилось щадить этих, чтобы они сохраняли силы.

Лейтенант де Ремиджио вместе с двумя сержантами ехал рядом. А вот дэво оказались где-то позади, среди слуг, ничуть не чураясь таким соседством и не обращая внимания на пылевое облако, скрывавшее небо.

К вечеру, после нескольких остановок, во время которых в первую очередь заботились о лошадях, а не о людях, они добрались до приграничной деревушки, разбитой на небольшом скалистом холме. Змейки трех терракотовых улиц, петляя среди каменных одноэтажных домов, взбирались мимо свечей кипарисов на вершину, увенчанную маленьким храмом Шестерых.

— Флумери, сиора, — сказал де Ремиджио, стягивая с лица побелевший от пыли платок. — Здесь заночуем.

Лавиани скептически хмыкнула, сказав вместо Шерон:

— Сотня голодных рыл, еще столько же лошадей. Мы вообще поместимся туда?

— Здесь разводят овец, и жители проводят несколько ежегодных ярмарок для южных провинций, — лейтенант довольно быстро понял, что спутница тзамас не любит, чтобы ее называли «сиора». Не понять было сложно, особенно когда сойка кривилась, словно ее вот-вот хватит удар. — А приезжают сюда даже с севера. Много людей. Там, за холмом, целое поле, овины и фермы.

— Тут везде поля, рыба полосатая. Считай до Аркуса, а может и дальше. Овцы, значит. Тогда понятно, отчего здесь такая стена. Овцу-то она конечно остановит.

Стена, окружавшая деревушку, то и дела нырявшая в заросли жимолости и ярко пахнущего, нагретого солнцем самшита, была сделана кое-как, из первых попавшихся под руку строителям камней, и едва достала бы Шерон до подбородка, если б та спешилась.

— Здесь не от кого защищаться. Редкие разбойники если и захаживают, то их ловят люди местного барона.

— Далеко его замок? — Шерон отпустила поводья, и усталая лошадь сама пошла к пока еще не закрытым воротам.

— Два часа пути, сиора. Я решил, что вы вряд ли желаете провести это время в седле. А здесь живут гостеприимные люди. И мою роту хорошо знают.

Девушка лишь устало кивнула, соглашаясь с ним. Требовалось отдохнуть перед следующим днем пути.

Она проснулась в середине ночи. Резко. Мгновенно. Словно упала в ледяную воду.

Рывком села на узкой кровати, растеряв всякий сон, машинально собрала растрепавшиеся волосы, откинула назад.

Шерон опустила босые ступни на прохладные плиты пола, проходя мимо стола, взяла бокал с водой, куда перед сном добавила мед, с ногами забралась на подоконник, сев у открытого окна, вдыхая аромат горькой травы, теплой летней ночи, далекого костра.

Луна уже начала убывать, но светила ярко, заливая серебром бесконечную степную пустошь с редкими деревьями и далекими, едва угадывающимися каменистыми кряжами на юге. В деревне, сильно опустевшей после событий в Рионе, стрекотали сверчки, и их песню подхватывали ночные насекомые в полях.

Невозможно поверить, что всего лишь в дне пути отсюда последние дни доживал великий город. Мыслями Шерон обратилась к Мильвио, но горечь расставания быстро сменилась тревогой, стоило лишь ей сделать несколько глотков воды.

В голове прояснилось, и указывающая, нахмурившись, вернулась к своему пробуждению. Ее что-то встревожило.

Смерть.

Что же еще? Конечно, чья-то смерть.

Она вздохнула, закрыла глаза и потянулась вперед, к деревне и ближайшим окрестностям. Сразу же наткнулась на погост. Ее он тянул так, как ночную бабочку привлекает свет масляного фонаря. Древние могилы, старые могилы, свежие могилы.

Шерон заставила себя не вслушиваться в беспокойное перешёптывание мертвых. Раньше оно ее пугало и тяготило, теперь это был лишь постоянный фон. Привычный, словно шелест моря.

Стала исследовать дом за домом, нашла на вершине холма, совсем недалеко от храма Шестерых пожилого человека, который умирал. Но не умер. Его время ухода на ту сторону придет лишь через несколько дней.

Дальше. Еще дальше. Новая жизнь. Это она тоже теперь чувствовала. В овине родился ягненок.

Дальше…

Шерон проверила всю деревню, вслушалась в каждый дом, но… никто не умирал здесь в последние дни.

Она сжала правой рукой запястье левой, чувствуя под кожей границу чужеродного предмета. Браслет молчал. Указывающая лишь чувствовала спящую в нем великую силу, ту, которую из-за событий в Рионе она теперь не могла черпать.

— Помоги. Что меня тревожит?

Нет ответа. Он давно не лез к ней с советами, убеждениями и поддержкой. Они уже все обсудили друг с другом, решили. Заключили этот негласный союз, и артефакт Мерк принял указывающую, не убил, как множество других тщеславных тзамас до этого. Теперь его как бы не существовало. Он стал Шерон, отдав ей полное право решать их судьбу и действовать так, как посчитает нужным новая хозяйка.

Понимая, что не заснет, девушка оделась, вышла из дома, который предоставили ей и Лавиани, на ночную улицу. Когда скрипнул засов, силуэт сойки обозначился на серебристом прямоугольнике лунного света. Убийца Ночного клана ничего не спросила и не сделала попытки остановить.

Перед дверьми, на каменистой площадке, ярко горели два высоких факела, освещая шестерых гвардейцев. Те прекратили тихий разговор, когда вышла Шерон, подтянулись, подчеркнуто не глядя на нее.

Ей дали пройти не больше пяти ярдов, а затем она услышала шаги.

— В этом нет нужды, — обернулась Шерон. — Ни к чему охранять меня здесь. Останьтесь.

Один из них, самый низкорослый, с лихим васильковым беретом на курчавых волосах, посмотрел дерзко, но голос звучал очень вежливо. Подчеркнуто вежливо:

— Просим прощения, сиора. Но приказы нам отдает наш лейтенант и приказ был четкий: сопровождать вас и защищать, если что-то случится.

— Ваш лейтенант… — задумчиво протянула она.

Возможно, этот человек был из тех, кто не желал служить тзамас, но выполнял свой долг перед гвардией, в которую его приняли. А может он был просто дерзок из-за того, что именно ему выпало в эту ночь, после тяжелой дороги, охранять ту, кто не нуждался в охране там, где самым опасным существом были овцы. А, может, ей просто показалось скрытое недовольство.

Будь она мужчиной, командиром, следовало бы показать себя. Заявить, кто здесь главный, четко объяснить, что ее приказы не обсуждаются. Что-нибудь придумать, дабы заслужить их внимание. Понимание. Симпатию. Преданность. Или еще, рыба полосатая, пойми чего.

Но она не была мужчиной. Командиром. И не желала показать себя перед этими людьми. Хотят не считать ее главной — пусть так. Пока это не касается вопросов жизни и смерти она не станет им мешать в такой малости.

— Как