Рубин I - Даниэль Зеа Рэй

— Что же ты задумал? — вслух произнес он и направился к себе.

Рубин

Она не плакала. Еще чего! У нее и без этого проблем хватало. Предстояло день пережить…

Азагриэль вернулась в покои, когда Рубин заканчивала мыться. Молча подошла к ней и с виноватым видом оставила сухое полотенце на стуле у ванны.

— Всем в округе разнесла, что видела, или остались еще те, кто не знают? — Рубин начала вытираться.

— Простите меня, Ваше Высочество. Приказали мне без стука войти…

Рубин прищурилась.

— И кто приказ такой отдал?

— Королева, — едва слышно прошептала Азагриэль.

«Как интересно» — Рубин едва не хмыкнула при этой мысли.

— Ты принесла мне наряд? — спросила принцесса.

— Ой! — Азагриэль прижала пальцы к бледным щекам. — Я сейчас! Я мигом!

Девица неслась так быстро, что едва не распласталась у самой двери.

— Нос не расшиби! — прокомментировала Рубин.

— Простите, Ваше Высочество! — пропищала и тут же скрылась.

Рубин простояла в полотенце так долго, что успела замерзнуть. Азагриэль вернулась с чистым бельем и черным траурным платьем простолюдинки.

Принцесса опешила…

— Среди моих вещей должно быть три черных траурных наряда: для завтрака, визитов и похорон! Где они?!

— Мне было приказано принести вам это… — промямлила Азагриэль.

— И кто же так великодушен ко мне? — Рубин изогнула бровь.

— Ее Величество, — едва слышно ответила Азагриэль.

Неожиданная и весьма противная мысль посетила голову Рубин.

— А рубашка с пеньюаром, которые ты мне принесла накануне, они были новыми?

— Я не думаю, что королева их носила, — служанка отвела глаза. — Иначе Софья не стала бы их отдавать.

— Софья?

— Личная помощница Ее Величества, — пояснила Азагриэль.

Тошнота подступила к горлу Рубин. Что ж это получается, королева решила на Рубин свои шелка на ночь надеть? Они были чистыми, спору нет. Рубин вообще сочла их новыми! Мало ли в замке неношеных нарядов? Что же это такое? На доброту и милосердие никак не похоже! Наряды Рубин должны быть здесь, в замке! Тогда в чем дело?

«Послание, — подсказал внутренний голос. — Для Ордериона. «На, смотри, это не я!»»

— Она с ним спала… — вырвалось из Рубин.

— Простите? — озадаченное лицо Азагриэль маячило перед ней.

— Завтрак когда подадут? — Рубин начала одеваться.

— Я провожу вас в королевскую столовую. Его Величество пожелал, чтобы вы присутствовали за семейным столом.

— В этом?! — Рубин застыла в непонятной позе. Очнулась. — В этом я никуда не пойду!

Она тут же достала руку из узкого рукава и начала снимать платье.

— Но королева велела… — Азагриэль быстро прикусила язык, увидев предостерегающий взгляд Рубин.

«Хитрость… Бесполезно топать ногами и пытаться отстоять свои интересы истерикой. Нужен дипломатический прием.»

— Я не могу оскорбить Великого короля Инайи своим появлением за его столом в платье простолюдинки, — с достоинством и совершенно спокойным тоном ответила Рубин. — Передай Его Величеству мои глубочайшие извинения.

Азагриэль заморгала и покосилась на дверь.

— Не стой! — поторопила Рубин. — Иди, — она указала рукой на дверь.

— Да, Ваше Высочество, — служанка изобразила кривой книксен и пошла передавать весть.

Ордерион

Вернувшись к себе, Ордерион прошел мимо зеркала в ванной и начал раздеваться. А потом застыл, глядя на отражение. Подошел ближе, внимательно рассматривая лицо.

Меток силы стало не просто меньше… Их почти не осталось. Чернота ушла со щек, окружая только алые глаза. Ордерион поднял каменную руку: та не изменилась. Серые гладкие элементы продолжали имитировать кожу и ногти.

Ордерион быстро разделся и начал осматривать тело. На спине и плечах черных стрел стало заметно меньше. В остальном — прежний Ордерион. Конечно, он понимал, что внешние проявления воздействия маны на тело лишь слабое подобие того, что творится внутри. При последнем визите к Верховному повелителю силы тот дал Ордериону без лечения полгода.

— Одумайся! — качал головой Верховный повелитель. — У нас есть те, кто могут замедлит процесс. Прими их помощь с благодарностью и живи дальше!

— Я не стану никого убивать ради своего спасения.

— Но это их предназначение. Роль, которую для них отвели сами боги! У тебя тоже есть предназначение, Ордерион. Ты — гонец смерти. Один из нас — своих братьев по долгу. Твои эксперименты с юни не принесут плодов. Ни одна неживая вещь не сможет долго хранить ману той мощи, которая нужна для исцеления. А ты пока даже не научился преобразовывать ее силу в нужную форму.

— У меня есть полгода, чтобы наверстать упущенное, — пожал плечами Ордерион, глядя на молодое лицо столетнего Верховного.

— Я буду вынужден сказать твоему отцу правду, — наставник подошел к окну в своем кабинете.

— Поверьте, он не расстроится.

— Ты нужен своему отцу. Нужен королевству. И ордену Повелителей силы ты тоже необходим.

— Как хорошо, что исцеляющую силу маны можно принять только с искреннего добровольного согласия, — улыбнулся Ордерион.

— Будь это не так — мы бы давно вылечили тебя! — повысил тон Верховный.

Принц не сомневался, что, если покажет свой обновленный облик за завтраком, отец поймет, что Рубин лечит его. Нельзя, чтобы король догадался о ее даре. Никто не должен о нем узнать.

Быстро приняв ванну, Ордерион наспех создал новую юни изменения и закрепил ее на затылке. Под волосами никто метки не разглядит, даже отец. Вернув себе тот же облик, в котором он предстал перед родителем вчера, Ордерион криво улыбнулся своему отражению.

Кто знал, что когда-нибудь он будет вынужден возвращать себе уродство? Странным казалось другое: больше оно ни капли не заботило его. Подумаешь, выглядит, как сам Дхар? Но Дхар — бог царства страданий. Именно он дарует возмездие за грехи. Ему поклоняются все, жаждущие отмщения. И к Дхару отправляются исключительно заслужившие при жизни такую участь.

Ордерион — не Дхар. Но все же сходство есть. Не замечал он раньше в себе такого жгучего стремления добиться справедливости. Мир диктовал свои условия, и Ордерион, как и многие другие, просто в нем существовал. А сейчас… Сейчас вдруг захотелось этот мир изменить. Опасные мысли. Губительные. Но что-то подсказывало Ордериону, что от них он уже не отделается.

Он переоделся и спустился в столовую — одну из тех, где любил есть отец. Войдя, обнаружил, что опоздал, и извинился. Ничего не услышал в ответ, только заметил скупой кивок Галлахера.