Что такое наука, и как она работает - Джеймс Цимринг

В современном медицинском понимании то, от чего пострадал этот бедный человек, называется «гемолитической трансфузионной реакцией». По сути, его иммунная система отреагировала на первоначальное переливание, вырабатывая антитела против крови теленка, так что при втором переливании клетки чужой крови были быстро разрушены иммунной системой. Теперь хорошо известно, что это вызывает все описанные признаки и симптомы — черная моча является результатом выведения содержимого разрушенных эритроцитов через почки. Это может вызвать ужасное повреждение почек и привести к токсическому поражению многих органов.

Вместо того чтобы ужаснуться симптомам пациента и количеству токсинов, которые прошли через его поврежденные почки, врачи были довольны результатом. Они интерпретировали черную мочу как явное доказательство того, что пороки вымываются из тела пациента. То, что они наблюдали, было тем, что они ожидали увидеть, — результатом теории, на которую они опирались, когда произошла реакция. Врачи были настолько воодушевлены успешным вымыванием пороков из тела, что позже сделали третье переливание крови, от которого пациент умер.

В более экстремальной форме утверждение кунианцев гласит, что люди буквально не могут наблюдать данные, противоречащие их теориям, потому что теория определяет, как они видят вещи. Более того, ученые, работающие в разных парадигмах, фактически не могут общаться друг с другом, потому что они вкладывают в одни и те же слова разное значение (и даже не подозревают, что они это делают), ведь по сути они не могут наблюдать один и тот же мир природы[151].

Для целей нашей дискуссии наиболее важно понимать, что наблюдения основаны на теории, и поэтому то, как мы наблюдаем за миром природы, зависит от того, во что мы уже верим, — еще один удар по идее, что наука представляет собой ряд концепций, четко отсортированных на основе исключительно объективных данных. Если доказательства основаны на теории, они не могут быть полностью объективными. Однако их не следует путать с доказательствами и наблюдениями, не имеющими никакой объективности. Скорее, влияние теории на наблюдение можно считать еще одним источником потенциальной ошибки, и теперь, когда наука знает об этом, мы должны искать методы и подходы для смягчения ее последствий.

Информация, относительно которой у человека нет прямого опыта, принципиально спорна. Например, человек читает о событии в газете и получает из нее доказательство этого события. Однако теперь он вынужден полагаться на точность сообщения, на то, что журналист правильно истолковал описанное событие, что свидетели сами правильно восприняли событие, что не было недопонимания между свидетелями и журналистом (включая любых посредников) и что во время редактирования статьи не изменили ее смысл. Кроме того, необходимо учитывать, не меняют ли намеренно журналист и/или газета описание произошедшего, чтобы соответствовать конъюнктуре, будь то политические предпочтения, поиск сенсации для привлечения читателей или другие скрытые мотивы[152].

Хотя информация может быть намеренно искажена или изменена, прискорбная реальность ситуации состоит в том, что информация будет искажена даже при полном отсутствии намерения сделать это. Популярная детская игра под названием «Испорченный телефон» прекрасно иллюстрирует фундаментальную проблему получения информации от других людей. Дети садятся в круг и передают друг другу сообщение шепотом. К тому времени, когда сообщение достигает последнего участника, слова и значение фразы обычно резко меняются и зачастую мало напоминают первоначальное сообщение (даже без намеренного искажения). Это показывает, почему следует хотя бы слегка скептически (в какой-то мере) относиться к любой информации, получаемой из другого источника, — это подавляющее большинство информации, которую мы получаем. Каждый из нас ежедневно участвует в общей гигантской игре в испорченный телефон.

Проблему доверия к информации из других источников можно расширить, включив в нее в качестве источника наших предыдущих «я». Это возвращает нас к недавнему разговору о памяти и всех ее недостатках. Куайн сказал, что «в конце концов, наблюдение перестает быть наблюдением, когда мы меняем время действия. Сообщения о прошлых наблюдениях включают в себя выводы...»[153]. Другими словами, в отличие от того, что вы воспринимаете прямо сейчас, вся информация, которую вы когда-либо собирали в прошлом, подвержена проблемам искажения памяти, и, таким образом, надежность информации снижается в тот же момент, как только она покидает настоящее время. Мало того, что текущие наблюдения могут быть искажены ошибками в восприятии, теперь возникает дополнительная проблема с правильным запоминанием, что вызывает серьезную озабоченность, потому что исследования показали, что люди ужасно неправильно запоминают информацию, даже если правильно воспринимают ее в текущем моменте.

Следовательно, даже наш личный опыт, а не только знания, которые мы перенимаем у других людей, страдают от этой общей проблемы. «Проблема знания», представленная в главе 1, распространяется не только на явления, которые ранее не наблюдались или не встречались, но и на те явления, которые мы или другие люди уже наблюдали, и на рассуждения, которые мы или другие люди уже использовали. Мы можем неправильно воспринимать текущий опыт, но даже если мы не ошибаемся в момент наблюдения, мы искажаем его со временем, поскольку наши воспоминания реконструируют то, что мы первоначально наблюдали, и накладывают еще один слой искажений, когда мы передаем информацию другим людям. Когда событие или факт записываются, чем ближе запись по времени к событию, тем меньше вероятность возникновения таких проблем. И наоборот, чем дальше информация ушла во времени от события и чем больше она передавалась в устной форме, тем больше подозрений она вызывает и тем более вероятно, что она будет содержать дезинформацию или полную фальсификацию.